Он и внешне был очень приятен: маленький, толстенький, улыбчивый, какой-то домашний. Казалось, житейские бури и драмы пронеслись где-то высоко у него над головой. То, что преподаватель в прошлом оказался военным корреспондентом, объездившим все горячие точки, для всех ребят в группе явилось полной неожиданностью. Между тем совершенно случайно выяснилось, что его снимки в свое время публиковались не только у нас в стране, но и в таких серьезных изданиях, как The World Street Journal.
Алексей Алексеевич никогда не кичился своим опытом и не грузил прописными истинами, а просто на примерах показывал, что значит удачный снимок, особо обращая внимание на свет и эмоциональную насыщенность. В этом человеке снобизм отсутствовал напрочь, и сам он признавался, что, даже щелкая «от пуза», можно создать шедевр. Правда, оговаривался, что вероятность такого события ничтожно мала, так что все же стоит постигать азы. Спорить с ним не хотелось. Было желание только внимать. И главное, преподаватель не позволял себе грубой критики. Если кто-то из одногруппников демонстрировал не самый удачный кадр, Алексей Алексеевич с легкой иронией замечал: «Ты погиб, как муха в рассоле» или «Ты погиб, как швед под Полтавой». Такие замечания вызывали только улыбки, и никто никогда не обижался. Если же кто-нибудь посягал на шедевр, преподаватель уважительно замечал: «Пять только за попытку», хотя никаких отметок на курсах не ставили. Он всегда аргументировал свои замечания. Досконально разбирая каждую работу, он умудрялся при этом ненавязчиво дать как раз ту самую базу, которая требовалась любому новичку. После очередного урока Кира выходила какой-то обновленной, будто увидев мир другими глазами. В голове тут же начинала роиться куча замыслов и идей.
Но именно в этот день на занятия поставили нового преподавателя. Голова Киры и так была забита другими вещами и не очень приспособлена к восприятию свежей информации, а тут еще он. Глядя на педагога, девушка думала: «Если кто-то спросит меня, кто такой зануда, я покажу эту тоскливую ворону, и вопрос отпадет сам собой». К уроку тот подготовился тщательно – сделал целую презентацию. С первого же взгляда на нее всем стало понятно, что придется запастись терпением и мужеством. Залипнув на первом слайде, состоящем из убористого и нечитаемого текста, он стал так монотонно бубнить какую-то нудятину, что многие из одногруппников Киры тут же впали в анабиоз. Те, что покрепче, чуть не порвали рты от зевоты. Минут через двадцать нервы у одного из курсантов все же сдали, и он выпалил: «Мужчина, перейдите к следующему слайду!» Педагог очнулся, нашел глазами говорящего и прожег в нем дыру.
Критику молодой человек не воспринимал ни в каком виде. В отместку за нетерпеливость все оставшееся время лекция превратилась в одну большую нотацию. В ней автор доказывал присутствующим, что ничего путного из них не выйдет по определению. Для усиления эффекта он периодически делал театральные паузы. Склонив голову, преподаватель углублялся в созерцание костяшек пальцев. Всем начинало казаться, что педагог задремал и появилась надежда посидеть тихо до конца занятий. Но тут он снова вскидывал на аудиторию глаза и продолжал выедать мозг чайной ложечкой.
Встать и уйти просто не позволяло воспитание, впасть в кому – физические возможности, а спать совсем не хотелось. Пришлось пойти по пути наименьшего сопротивления: Самойлова просто выключила звук и стала думать о том, что ее в данный момент тревожило больше всего.
Смерть Наташи произвела на Киру такое впечатление, как если бы под ее ногами взорвалась бомба. Это просто не укладывалось и не могло уложиться в голове. Иногда она даже спрашивала себя, не придумала ли разговор с Олей ее богатейшая фантазия. Но нет, Самойлова четко помнила весь разговор, вплоть до интонаций.
Отринув в очередной раз сомнения в своей адекватности, она пыталась найти хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение происшедшему. Веричева не получала деньги по гос-контрактам на строительство чего-нибудь мегаэпичного, но абсолютно ненужного, не прокладывала газопроводы в неведомые дали, даже не владела сетью бензоколонок, которая покрывала бы полстраны. Ее бизнес давал вполне приличный доход, чтобы закрывать все текущие потребности. Но не более. Никто в семье не ездил на Ferrari и не носил обувь от Louis Vuitton. Хотя возможно, для Наташи арт-салон служил только прикрытием для какого-нибудь более серьезного бизнеса, о котором никто не знал в ее семье. Если так, в материальном отношении это было бы заметно. Хотя, возможно, она не возглавляла его, а была только исполнителем. Что-то сделала не так, и ее убрали. Но кто сможет и захочет ответить на этот вопрос? Да и смахивала эта версия на какие-то мафиозные разборки, так что верилось в нее с трудом.