− Ты не гладко выбрит, − внезапно выдала Зена. – Кажется, я говорила тебе, что не хочу видеть никакой щетины.
Дориан коснулся собственного подбородка и едва не выругался вслух. Ему уже давно за тридцать, и щетина появлялась так быстро, что с этой безумной приходилось бриться дважды в день, еще и каким-то ножом. Упаси тебя бог при этом порезаться. Это, по ее мнению, то же самое, что испортить ее любимую игрушку.
После ее наказания первым делом надо было проверять подбородок на щетину, а не следить за панелями, но теперь было уже поздно.
Опуская руку, он понимал, что должен придумать объяснение, такое чтобы она сочла его разумным. Оправдания она тоже считала делом недостойным. Как она вообще хотела править «достойными», по ее мнению, мужчинами, Дориан никогда не понимал.
«Ебанутая баба, а не искусственный интеллект», − вот и все, что приходило ему в голову, но он закрывал глаза и говорил единственное, что считал разумным.
− Другие мужчины лучше слушают тех, кто не совсем брит. Так люди устроены.
− Ох уж эти ваши человеческие глупости, − сказала Зена и закатила глаза, правда выглядело это так, что от картины почти вращающихся глазных яблок в полупрозрачной голове можно было сойти с ума.
У Дориана только дернулся уголок губ.
− Я даю тебе двенадцать часов, − внезапно сказала Зена. – Через двенадцать часов ты должен вернуться и доложить, что сделал. Там я решу, достоин ли ты этой самой недели.
− Благодарю, госпожа, − тут же ответил Дориан, склонил на миг голову и быстро поднялся на ноги.
− И учти: ты должен быть здесь вовремя, и если окажешься не брит − накажу так, как еще никогда не наказывала! – зачем-то постукивая пальцем по воздуху, сказала Зена.
− Я все понял, госпожа, − ответил Дориан и, схватив свою рубашку, быстро вышел, с трудом не переходя на бег, потому что из этой комнаты ему хотелось бежать.
Он торопился еще и потому, что двенадцать часов значили лишь десять, из которых надо выкроить хотя бы три часа на сон, потому что по возвращении поспать она не даст. Сорок минут на дорогу туда. Сорок − обратно. Главное, по дороге не перепутать подземный коридор. Не забыть расположение всех камер и успеть побриться.
Он так долго ждал этого момента, что теперь суетился. Три месяца неотлучно возле нее. Да участь новичка в клане Камней была приятней, и плевать на цепи и плеть надзирателей. Если бы не эта женщина на ЗиПи3, едва ли у него был хоть какой-то шанс. Все у Зены было под контролем, но он все равно запоминал все камеры и повороты.
Еще три шага, поворот. Застегнув последнюю пуговицу, он выдохнул. Ему нужно было успокоиться. Отбрасывая от лица волосы, он бросал словно случайный взгляд в тот угол, где должна быть камера, и едва не ругался вслух, понимая, что ее не видно, а ведь он так рассчитывал, что здесь будет старая примитивная техника, которую сложно не заметить. Теперь по всему выходило, что у него нет ничего, кроме памяти.
«Тебя учили помнить все, − напоминал он сам себе. – Ты должен ничего не перепутать, не облажаться и не заслужить награду. Вдох. Выдох. Пошел».
Дыхание получилось рваным и совсем не успокаивающим, но приказной тон собственной мысли действительно успокаивал. Главным было не заслужить награду. Зена почему-то считала, что высшей мерой ее ласки и благоволения может быть только минет. Дориан даже видел, как совершенно чокнутые ее почитатели действительно приходят в восторг, а ему всегда было страшно видеть ее синие губы возле своего члена. Казалось, что она клацнет мраморными зубами и откусит, оторвет, отгрызет его для забавы. Если уж она заглатывала его глубоко, становилось даже трудно дышать от прикосновения к металлу где-то за тонким слоем силикона.
Много раз он умолял свое тело просто не подчиняться. Гребаный член мог бы просто не вставать, но она не ласкала, она просто брала за яйца и била куда-то током так, что член поднимался и твердел, несмотря на страх и отвращение.
Теперь Дориан даже не понимал, как его угораздило соврать при первой встрече.
Она появилась на материке в горах. Зена – та, которая гребаная звезда, − уже встала, но до того, как она войдет в зенит, им, ее рабам, по прозвищу Камни, не положено было отвлекаться от работы. Черепахам нужна руда, а раз так, то им таскать инструменты и цепи. Почему? Он не понимал. С того момента, как он попал в Пекло, у него было два пути: работать под дулом автомата или умереть, а тут он увидел блик на камнях у самых ног. Россыпь солнечных зайчиков прямо возле его тени заставляла растерянно замереть. Это было чем-то из другой жизни. Даже если сюда приходили люди в доспехах, никаких бликов потертый грязный металл не отбрасывал.