Мондагалеев подпрыгнул, замахал руками, заплевался, кажется, и тоже убежал куда-то. Мы с Горьким остались вдвоём. Диспозиция была, между прочим, неплохая. Мы остались в комнате наедине со столом, ломящимся от яств. В этот день рождения что-то много еды оставалось на столе, что-то больше, чем обычно.
Горький позвал жену неожиданно жалобным голоском:
— Галочка, Галочка, тут Ирина сочинила стишок и посвятила его лично мне!
Галочка появилась в дверях, улыбаясь и проявляя искреннее любопытство.
— О, Евфрат! О, нефрит!
Не стоит! Не стоит! — вдруг повторил громко Горький мою танку.
Галочка неожиданно покраснела, вспыхнула и возмущённым голосом сказала:
— А вот это неправда! Вот это — неправда!!!
На этом день рождения жены закончился.
Я сильно страдала целую неделю. Думала: ну что такого я сделала? Я ведь просто хотела всех развеселить… Позвонить боялась. Через неделю позвонил Горький. Сказал, что всю неделю ему звонили гости его жены, расспрашивали, что это такое было? Он им отвечал, что это новая поэзия. Она вся такая.
Я смотрю на Китса. Он трахает игрушечного тигрёнка. Истерично взвизгивает. В ответ на мой взгляд произносит что-то вроде вопросительного бурного речитатива. Тигрёнок выглядит ужасно. Его шея прокусана во многих местах. Из неё лезет грязный, обслюнявленный Китсом синтепон. Тельце игрушки деформировано в боках — следы китсовских объятий. Хвост давно уже безнадёжно оторван и утерян. Вокруг хвоста следы вторжений внутрь тела — дырки с заскорузлыми, почернелыми краями. Китс любил друга многократно. У тигрёнка очаровательные яркие и горящие стеклянные глаза. Когда-то он выглядел весёлым, игривым и рычащим. Теперь вид у него охуевший. В выражении лица появилось что-то безумное, сладострастное и порочное. Как будто он — живое существо и тоже отвечает Китсу любовью.
Тигрёнка противно брать руками. Когда он попадается на пути, его пихают ногой в нужную сторону. Китс при этом жалобно громко вскрикивает, бежит к откинутому другу, хватает зубами за шкирку и переносит в угол.
Я думаю, что, когда Китс умрёт, первым делом я вынесу наконец-то тигрёнка на помойку.
Травмопункт нашего района удивительно устроен. У леса. Куда транспорт не ходит. Травмированный народ сползается и прискакивает туда, кто как может. Как на фронте. Очереди бывают по два-три часа. В зависимости от каких-то особых травматических дней и погоды.
Я дважды сильно вывихивала себе ноги. Первый раз, когда поступила в Университет без блата: выхожу, довольная, падаю с четвёртого этажа — имеется в виду по лестнице со ступенек… Плохой знак… Зря поступала… Второй раз — недавно. В загаженном подъезде достала из почтового ящика открытку с изображением доброй сестры милосердия и раненого антично-телесного солдата времён Первой мировой войны. Я рассматривала красивого солдата и ангельскую медсестру, не понимая, что бы это значило. Рухнула во тьме мимо ступеньки. Нога распухла, я сама, как раненый солдат, поскакала в травмопункт. Боль была такая зверская, будто там все кости взломались в мясе ноги.
Выставив ногу вперёд, хватаясь за косяки, оббиваясь об стены, попрыгала больным заинькой в хвост очереди. Отсидела минут сорок. Передо мной старушка. Похоже, что сломала руку. Самопознание костей скелета — полезное знание у дверей гроба. Заходит. Выходит через минуту. Заставили сиять обувь. Кряхтя, охая, чуть ли не зубами вставной челюсти развязывает шнурки. Я ей помогаю, держа ногу пистолетиком. Старушка преподносит свою травму руки босая, в неприличных штопаных чулках своих, сгорая от стыда.
Моя очередь. Запрыгиваю в кабинет. Пожилая седая дама, гипсовая маска травматического случая, показывает свой пластмассовый оскал: «В куртках не обслуживаем. Сдайте одежду в гардероб». — «Доктор, но у меня — нога. При чём здесь куртка?» — «Не обслуживаем. Следующий!»
Гардероб в подвале. Лестница вниз — в конце коридора. Прыгаю с милой улыбкой, будто прыганье на одной ноге забавляет меня, прыг-прыг — в подвал. О, какой грохот! Навстречу, из гардероба, прыгает человек, которому хуже, чем мне. Ему загипсовали всю ногу от бедра до пятки, и он прыгает с такой тяжестью наперевес, цепляясь кулаками за стены. Верхнюю одежду придерживает под мышкой и подбородком. За костылём прыгает. Костыльная наверняка расположена на четвёртом этаже в противоположном крыле… Пока допрыгала до врача обратно, нога перестала болеть. Даже стыдно как-то. Неудобно.