Такого чудовища я ещё не встречал. Огромное, с тонну весом, с мордой, напоминающей гибрид крокодила с бультерьером, оно разбежалось и всей тушей ударило в створку ворот. Запор заскрипел, но выдержал. Я схватил Ремингтон и выпустил пулю в лоб животному. Зверь помотал головой и пошёл на второй заход. Я выстрелил ему в грудь. Чудовище даже не остановилось. Фарида, увидев меня, тут же юркнула мне за спину, обняла за плечи и стала, всхлипывая, что-то бормотать. От следующего моего выстрела животное только недовольно всхрапнуло, а створка ворот прогнулась и уже держалась на честном слове. Выгнать «Хамви» и расстрелять этого монстра из крупного калибра я уже не успевал. Я всаживал в животное пулю за пулей, даже умудрился выбить один глаз, но зверю, кажется, это не сильно мешало. Хищник ревел как локомотив, но упорно долбил в ворота. Кажется, я не успею даже перезарядить винтовку.
Сзади раздался страшный грохот, и зверь завалился на правую ногу.
Я оглянулся. Позади меня, картинно уперев левую руку в бок, стояла Жанна. В руке у неё был «Пустынный орёл». Она подняла пистолет обеими руками, прицелилась, зажмурив левый глаз и выстрелила ещё раз. Монстр упал на грудь, ткнувшись мордой в землю.
– Стрелять надо по коленям, – сказала Жанна. – Это обездвижит гиену. А потом её легко можно убить. Кость за ушами не очень толстая.
Я был в шоке.
– Это гиена?
– Да. Степная гиена. Авис локуло новотеррус. Единственный известный человечеству копытный хищник. Зато теперь до утра мы можем спать спокойно. Запах гиены будет отпугивать всех прочих, пока не начнётся процесс гниения.
– Тогда пусть валяется за воротами. А мы все ложимся спать.
В надежде на охранные свойства степной гиены, мы завалились спать, даже не выставив постов и беззаботно продрыхли до обеда. Гиена не подвела, позволив нам потратить следующий день на построение пути.
Новая Земля, 24 год, 6 месяц, 36 число. 09:00
С плато, на котором находился наш лагерь, вела почти настоящая дорога. Во всяком случае, направление обозначалось укатанной колеёй, правда, уже размытой, что говорило о том, что дорогой пользовались ещё до сезона дождей. Я не спеша вёл «Хамви» и пытался привести в порядок мысли.
Девчонки честно пытались рассказать мне, кто где живёт, хотя толку получилось мало. Относительно ясно было лишь только с Розой.
Роза Гольдман жила в Новой Одессе. Её папа, потомственный ювелир, вёл какие-то дела с семьёй Бандервильдов из Зиона. Дела особо не афишировались, кто-то прибывал в Одессу, не на причал, а в бухту в стороне от города, что-то забирал, что-то оставлял. Однажды шхуна прибыла как обычно, но, когда Роза с братьями вышла к месту обмена, вместо их знакомых на встречу вышли какие-то чеченцы, обстреляли, забрали и товар и её. В Джохар-Юрте её продали дальше, в Халифат. Но с её характером, у арабов она не задержалась. Опять же, сказалась взаимная нелюбовь евреев и арабов. В итоге девушка оказалась в Дагомее, в гареме того самого Мако.
История Анжи была трагична. Девушка даже расплакалась, когда мне рассказывала.
Новой Земли она, можно сказать, и не видела. В этот мир она перешла из Канады вместе с бойфрендом. Два года назад она прибыла на базу Северная Америка. Из базы, вместе со всеми переселенцами, пара приехала в Порто-Франко, где парень, недолго думая, продал Анжи в бордель.
Девушка рыдала в голос, рассказывая мне, как румынские сутенёры издевались над ней, ломая психику. Сколько длилось её пребывание в Порто-Франко она не знает, но вскорости её перевезли куда-то ещё, потом следующее заведение, отличающееся только интерьером. В итоге измученная, уставшая от такой жизни девушка оказалась в Кейптауне. Там она попалась на глаза Иосифу Мако, который просто купил её для своего частного употребления. Девушке уже было всё равно и просто не хотелось жить.
Свой рассказ Анжи закончила, привалившись к моему плечу. Она еле слышно бормотала, мешая русские слова с французскими и английскими, и мне стоило большого труда понять, что девушка говорит. Замолчав, она вздрогнула, оторвалась от меня и опустила глаза. Она была красная как варёная свёкла.
– Гена, ты бросай муа. Же суи ля мерде. Я грязная.
– Как его зовут?
– Франсуа. Франсуа Лепаж. Но здесь он сказал Фрэнк. Фрэнк Спайдер.
– Понятно, – сказал я, хотя, если честно, мне ни фига не было понятно. Меня колотило от злобы. Я не представлял, как можно взять и продать каким-то цыганам свою любимую девушку. Я знал одно. Если я где-нибудь встречу этого Спайдера, он проживёт ровно столько, сколько мне понадобится, чтобы выхватить пистолет.