— Хозяин, круженцию холодненького белого! До десяти сосчитаю и глаз выдерну! Ну!.. Один…
— Ха-ха-ха!.. Вот, вот, уже несу! Холодненькое, трехлетнее. Милости просим, сиятельный господин! Может, в дом? Там прохладнее?
— Успею. Прими камзол, повесь бережно, пусть пот высыхает. Стой, стилеты сниму… Зонт поставь, стол сюда, да не скамью — кресло давай, пузан! Куда поскакал! Лошадью сначала займись…
— Мошка! Лошадь прими, на конюшню ее… Все успеем, все в один миг сделаем… Рыбка вяленая… Рыбку попробуйте, изумительная рыбка, у меня на всем побережье лучшая!.. Ха-ха-ха… Вкусно, господин? А что я говорил!.. Я-то…
Воин сунул служанке шапку и рукавом рубахи утер бритую голову. А рубашка-то черная! Не зря, стало быть, таким фертом держится: отчаянный вояка.
— Еще кружечку. О-о-о… Уже легче. Ветерка бы посильнее. Умыться хочу, где тут у вас?..
— Да! Все есть!.. Лин!.. Сейчас все будет… Куда он подевался… Мошка, полей господину, давай, давай, давай, шевелись, старая… Где этот… Сейчас найду… Лин, бездельник поганый! Сколько можно тебя ждать! Швырни в огонь эту мерзость и принимайся за уборку! Или я его сам задавлю! Лин, клянусь небом — всю шкуру с задницы спущу! Лин!!!
Воин уже успел произвести рекогносцировку местности, наскоро, одним глазом в конюшню глянул, да другим в гостевой зал, выпил и вторую кружку с белым вином, устроился в кресле под зонтом и теперь с любопытством взирал, как трактирщик с руганью гонит перед собой тщедушного мальчишку, а у того какое-то животное на руках, что-то вроде щенка. Наконец трактирщик настиг беглеца и стал крутить ему ухо, свободной рукой норовя добавить тычок по шее и в спину…
— Не тронь щенка! Подь сюда, я сказал! Слышь, хозяин?
Трактирщик тотчас же выпустил мальчика и побежал к свирепому гостю с извинениями, но тот ничего не стал слушать, а потребовал еще вина, распорядился насчет обеда и чтобы стол переставили поближе к воде, и выказал желание поговорить с мальчишкой.
Грозный незнакомец сидит, развалясь, в кресле под зонтом у самой воды: бритый череп блестит, борода по грудь, а грудь нараспашку, глиняная кружка с вином в косматом кулачище, и перед ним маленький Лин с маленьким охи-охи на руках — именно эти мгновения бытия навсегда отделили прежнюю жизнь мальчика от новой, которая начиналась, началась уже, но он об этом пока еще не подозревал.
Глухонемой батрак Уму в два приема приволок из трактира на берег козлы и столешницу, хозяин самолично принес и укрепил над гостем круглый матерчатый навес на шесте, чтобы дорогому и грозному гостю было удобно и не так жарко… Принес с конюшни шлем и панцирь, уложил на скамью, «чтобы рядом, на всякий-провсякий»… Да, это у них обычай такой, у наемников, дескать, мол, всегда готовы. И все что угодно принесет ему и обеспечит трактирщик, все, что есть вкусного, и крепкого, и мягкого, и… Лишь бы при деньгах был воин, не то не торговля получится, а сплошные убытки…
— …Проваливай. Стой. С золота сдача есть? Вот с этого?..
При деньгах служивый. При больших деньгах, и готов ими швыряться…
У Лина опыта поменьше, конечно же, чем у хозяина, однако и ему ясно, что им очень повезло с постояльцем: прожорлив, богат и не жаден.
Пока они там толковали да считались, солдат и трактирщик, Лин весь ушел в общение со своим крохотным другом… Он чувствовал, всей своей душой чувствовал душу существа, еще меньшего, чем он сам, и его переполнял восторг. Да он вылизывать его был готов, и кормить, и все-все-все, потому что отныне щеночек ему родной, они теперь вместе… Нет, да, все-таки щеночек, а не котеночек. А коготки острые-преострые…
Трактирщик с батраком перенесли и установили, наконец, все, что им было велено, попятились с поклонами и ушли наверх, на косогор, к трактиру, где каждого из них ждала набитая трудами и заботами повседневность… Лину тоже хватает обязанностей, но теперь он выполняет новую и самую главную из них: развлекает постояльца.
Море плещется в двух шагах от них, однако песок сухой и плотный, ноги в нем не вязнут. Дважды в сутки прилив заглатывает этот кусочек берега, но потом обязательно возвращает, вот и сейчас отступил, а воин этим воспользовался и сидит себе, отдыхает, ест и пьет, с Лином беседует. Доспехи его на отдельной скамье, меч, ножи, пояс, кошелек — тоже рядом, небрежной грудой свалены на краю стола, но стилеты по-прежнему на предплечьях, только не на камзоле уже, а поверх рубашки; на левом боку, в нарочно приспособленной петле, висит небольшая секира с зачехленным рылом.