ГЛАВА 1
МЭДДОКС
Феникс, хоть и мифический, строит гнездо, прежде чем умереть, и поджигает себя. Затем восстает из пепла, символизируя надежду, жизнь и торжество добра над злом.
Я не бессмертен. И не чертовски мифический.
Я перестал верить в спасителя задолго до того, как у меня опустились яйца, и за свои тридцать один год ни разу не усомнился в этом. На самом деле, я собираюсь стать тем, кого когда-то ненавидел.
Монстром.
Как мой отец.
Природа или воспитание? Извечный вопрос.
Но мне не нужно искать ответ. Потому что я не собираюсь плодить демонов со своей ДНК.
Я осушаю бокал скотча, наблюдая за видом, который стоит миллионы, из окон моего пентхауса на Манхэттене. Капли дождя бьются о стекло от пола до потолка, медленно стекая вниз, и на мгновение я теряю связь с реальностью.
Жутковато стоять в темноте. Но это идеально подходит к моему настроению.
Я не уверен, способен ли вообще на радость.
В мыслях возвращаюсь в годы, проведенные в Академии Филлипса — элитной школе-интернате для богатых детей. Или, точнее, для богатых, но нежеланных детей. Это место, вероятно, спасло остатки моей жизни. Или хотя бы души.
Там я встретил своих «братьев» — Паркера, Зейна, Трэвиса и Киллиана.
Мы спасли друг друга.
Если это можно так назвать.
Мы все чертовски богаты, но под нашей уверенностью, силой и — когда мы одни — нашими глупыми шутками скрываются пять разбитых душ. Это то, что нас связывает.
Это… и бойцовский клуб, который мы основали в пятнадцать лет.
Мы запустили подпольное движение, которое привлекло всех — богатых, бедных, сломленных. Каждому из них нужно было кого-то разнести, чтобы почувствовать себя живыми. Чтобы ощутить силу. Вернуть то, что у них забрали.
Конечно, это никогда не срабатывает.
Но, черт возьми, как же приятно истекать кровью и чувствовать боль, вместо того чтобы задыхаться в пустоте. Или сдерживать ярость внутри.
Так был создан Alliance Fight Club.
Не путайте нас с Робин Гудами.
Мы никого не спасали. Мы просто хотели драться.
Потому что в те годы мы не могли сражаться с единственными людьми, с кем действительно хотели – с нашими отцами. Теми, кто причинил нам непоправимый вред.
– Помните кодекс, – сказал Паркер после первой ночи боев на тёмных улицах за Академией. – Сила в тишине. Месть – это игра терпеливых мужчин. Мы действуем в тени и никогда не показываем свои карты слишком рано.
И мы следовали этому правилу.
Каждый из нас окончил академию, построил империю и стал влиятельным.
Меня спас не отец. Мать умерла, пока я был в школе, и до сих пор я задаюсь вопросом, была ли это естественная смерть.
Но даже если и нет… Она стояла рядом и позволяла ему делать то, что он делал.
Поэтому мое холодное, разбитое сердце даже не дрогнуло, когда мне сообщили. Я просто сосредоточился на многомиллионном наследстве, которое она оставила мне.
Единственное, к чему мой отец не мог прикоснуться.
Он и так слишком много хватал за свою жизнь.
Включая меня.
Каждый. Чертов. Дюйм.
Это началось с самого раннего возраста, который я могу вспомнить, и длилось до того дня, когда я уехал в Академию.
Я знаю момент, когда Пирс Стерлинг решил избавиться от меня.
Это было, когда я осмелился заговорить.
Перед ним. Перед его ублюдочными, смеющимися друзьями.
Ему это не понравилось.
Я много раз задавался вопросом, что стало бы со мной, если бы я остался дома.
Он бы сломал меня окончательно?
Или я убил бы его?
Я представлял это.
Каждый раз, когда бил и пинал кого-то в подворотне, управляя Alliance Fight Club.
Иногда я ненавидел себя за это.
Иногда мне не терпелось пойти домой.
И довести дело до конца.
— Ты хочешь провести свою жизнь в тюрьме? — спрашивал меня Паркер. —Потому что это не месть. Это значит позволить ему победить.
— Я не попадусь, — прошипел я в ответ.
— Мэддокс, – у Киллиана был способ произнести мое имя и достучаться до меня, когда другие этого не могли. Его глубокий голос, даже тогда, вывел меня из этого состояния.
Позволь мне прояснить, это не то, что мы пожали руки десятилетним детям в первый день нашей встречи и открыто заявили, что мой отец трахнул меня в задницу, как насчет тебя? И еще, кто тебе больше нравится, Бэтмен или Супермен?
Со временем между нами возникло доверие, и мы стали свидетелями того, как друг друга уносило в пропасть — темное, безопасное и одинокое пространство в наших головах — и вытащили друг друга оттуда.
Мы делились тем, что чувствовали в безопасности, но никому из нас не требовалось много слов.
Мы знали, как выглядят результаты насилия, просто глядя в зеркало.
Учителя не знали — или не хотели знать — и поэтому именно наша дружба помогла нам пережить остаток нашего детства.
Это и Альянс.
Мы были детьми богатых и влиятельных людей, которые заплатили безумную сумму денег, чтобы отправить нас прочь, чтобы освободить их от грехов.
Больные ублюдки.
Мой желудок скручивается, когда вспышки моего детства возвращаются, и я отталкиваю их со всей силой своей воли.
Не стоит думать об этом.
Я изучил достаточно книг по психологии, чтобы знать, какой вред это наносит. Чувство вины и стыда, которые я несу, — это нормально и вся эта чушь.
Я не помню времени, когда Пирс — как я теперь его называю — не пытал и не оскорблял меня.
Правда в том, что он сломал меня, но не полностью. Я знаю, что я не цельный человек. Я не тот, кто способен любить, и я принимаю это.
Как я мог быть таким?
Когда я учился ходить, он использовал кнут. Не помню, насколько я помню. Мне пришлось спросить у матери, откуда у меня тонкие шрамы на ногах и бедрах.
— Иы просто не делал того, что тебе говорили, Мэддокс. Твой отец нетерпеливый человек, – сказала мне мама.
В тот момент у меня была инстинктивная реакция, как будто мое тело помнило, а не мой разум.
Ебаный придурок.
А потом все нахлынуло. Пирс говорил мне, что важно тренировать свое тело — мне было шесть лет — и после ужина, по крайней мере три или четыре вечера в неделю, он водил меня в наш спортзал и заставлял бегать на беговой дорожке на безумной скорости, пока мои ноги не начинали трястись, и я почти не падал.
Или заставлял меня поднимать тяжести, слишком тяжелые для маленького мальчика.
Если я не мог их поднять, он бросал тяжелую штангу мне на грудь, раздавливая меня.
Оставляя синяки.
Унижая меня.
Пугая меня.
Я бы выбрал эти ночи среди других в любой день недели, но у меня не было выбора.
Не тогда, когда Пирс повел меня наверх в мою спальню и запер дверь.
А моя мать проигнорировала мои мольбы и крики.
По воле судьбы мы с мальчиками все оказались в Университете Брауна, делили квартиры на протяжении всего обучения.