С наслаждением облизываясь.
Может, даже хуже.
Все четверо из нас знают, что его нужно держать под контролем.
Я не знаю, кто спрятал вторую жену и падчерицу его отца после его смерти, когда мы бросили колледж, но они были умны.
Но теперь Паркер нашёл её.
Он фантазировал о том, что сделает, когда напьётся или разозлится.
И никто из нас не позволит ему воплотить это в реальность.
– Ничего не делай, пока мы не поговорим, – твёрдо говорю я.
Его губы дрожат в усмешке.
– Паркер, где Аврора? – рычу я, делая шаг вперёд.
– Пока в безопасности, – отвечает он и идёт к краю балкона, кладя обе руки на перила и глядя на Манхэттен.
Держу пари, что нихрена она не в безопасности.
Сейчас я не в том положении, чтобы читать ему нотации.
Я похитил Киру.
Но я не собирался причинять ей боль.
Я не собирался...
Блядь.
Я влюблён в неё?
– Женись на ней, Мэддокс, – Паркер поворачивается, изучая меня. – Я видел вас вместе вчера. Видел твой взгляд. Полное собственничество и похоть.
– Похоть, – качаю головой, – не удерживает брак, Парк.
Он отталкивается от перил.
– Для такого ублюдка, как ты, удерживает.
Подходит ближе и кладёт тяжёлую ладонь мне на плечо.
– Ей нужно твоё господство и владение. Даже если она пока этого не понимает.
Иисус.
Он прав?
– Ты дашь ей свободу, которую она хочет, и в то же время защитишь её от тех, кто воспользуется ею.
Как наши отцы.
– Если он её трахнул, Паркер… Чёрт… – я провожу рукой по волосам, с трудом сдерживая ярость.
– Убей его.
Глубоко вдыхаю.
Но он не останавливается.
– Хватит трахаться, ты знаешь, что он должен сдохнуть. Он разорвёт её на части и выплюнет то, что останется.
Рык нарастает в груди.
– Сделай это так, чтобы никто не смог отследить. У тебя достаточно денег и власти, чтобы выжить. Если нужно официальное одобрение от одного из нас – просто скажи слово.
Я смотрю на рамку на стене, представляя, как пуля вонзается в лоб отца.
Как он падает.
Как его последний грёбаный выдох срывается с губ.
Как боль прекращается.
Навсегда.
– Сделай это ради всех детей, которых он сломал. Всех мужчин, которых он подставил. Чёрт, да он, наверное, держит в кармане десяток продажных судей. Как думаешь, много ли людей реально будут горевать, если он сдохнет?
– Ни одного, – мрачно отвечаю я.
Включая Киру.
…Я думаю.
Её родители готовили её к браку с мужчиной, который выведет их бизнес на новый уровень.
Я не знаю, станет ли отнять это у неё худшим, что я когда-либо сделал.
Нельзя игнорировать последствия.
Ей нужно твоё господство и принадлежность. Даже если она пока этого не понимает.
Я цепляюсь за слова Паркера.
Но её молчание оглушает.
А я ненавижу потерю контроля.
– Запомни кодекс, – говорит Паркер.
И мы вместе произносим:
– Сила в молчании: месть – это игра терпеливых мужчин. Мы действуем в тени, говорим только правду и никогда не раскрываем свои карты слишком рано.
– Спасибо.
Я смотрю ему в глаза, задерживаясь на несколько долгих секунд.
Он кивает, идёт к лифту и исчезает.
Я СРЫВАЮ полотенце и вешаю его на поручень, затем направляюсь в спальню.
Я заведён.
Как чёртов тигр в клетке.
Я снова смотрю на телефон.
А что, если у неё его нет?
А что, если её отец прочитал сообщение и держит её под замком?
– К чёрту.
Я пересекаю комнату и набираю её номер.
Гудки.
Один.
Второй.
Третий.
И…
– Привет, – отвечает она мягким голосом, и я закрываю глаза.
– Кира, – хриплю я.
Мы молчим.
Секунду.
Две.
– Скажи, что с тобой всё в порядке, – требую я.
– Да.
– Ты одна?
– Да. Я почти спала, – её голос сонный, тихий.
Я представляю, как она лежит в постели, свернувшись калачиком.
Вспоминаю заголовки новостей о том, что мисс Фокс вернулась домой и, как и планировалось, выйдет замуж за Пирса Стерлинга.
PR-отдел Fox состряпал какую-то хрень, приплёл её «психологическое состояние», и Кира даже извинилась перед копами за потраченное время.
Её отец, конечно же, сделал «щедрое пожертвование» городу.
Всё это – полная, грёбаная ложь.
– Я хочу, чтобы ты вернулась домой, – хрипло говорю я.
– Это не мой дом. Это была моя тюрьма, – шепчет она.
– Ты принадлежишь мне, – шиплю я.
– Я не могу... – её голос срывается, и я слышу, как она всхлипывает.
Это выводит меня из себя.
Я знаю, что она покорная, но как, чёрт возьми, она может позволить им заставить её выйти за этого ублюдка?
Я огрызаюсь:
– Скажи мне, Кира, у тебя сейчас внутри игрушка?
Тишина.
Мои губы изгибаются в улыбке, а брови опускаются.
Она это делает.
– Та, которая остаётся внутри тебя, пока мой член не заменит её? – рычу я. – Твой клитор пульсирует, как тогда, когда я дразнил его языком?
– Мэддокс, остановись…
– Твои соски твёрдые, слыша мой голос? – сжимаю свой член, уже налитый кровью. – Скажи мне, Кира.
– Да… – её голос почти неслышен.
– Я глажу себя, представляя, как вхожу в тебя.
Она издаёт стон.
– Провожу большим пальцем по твоему клитору, пока ты не выгибаешься мне навстречу… О, детка, если бы ты только видела, как сильно сейчас течёт мой член.
Ещё стоны.
– Сожми игрушку, детка, – я глажу себя сильнее, зажмуриваясь.
– Мэддокс…
– Тебя так возбуждает мой отец? – зло выдавливаю я. – Ты хочешь, чтобы его рот был на твоей пизде, Кира?
Я знаю, что она возненавидит меня за это.
Плевать.
– Или ты хочешь, чтобы мой язык ласкал тебя? Чтобы толстая головка моего члена скользила внутри тебя, пока ты выгибаешь спину, прижимая маленькие сиськи к моему лицу, умоляя пососать их?
– Стой… – она рыдает.
И я почти останавливаюсь.
Почти.
Но я хочу, чтобы она поняла.
Что она теряет.
Что забирает у нас обоих.
– Ты хочешь, чтобы его сперма капала из тебя? – зло шепчу я. – Чтобы в тебе рос ребёнок, который будет моим братом? Это то, чего ты хочешь, Кира?
Она рыдает.
Я не могу остановиться.
– Быть моей мачехой вместо моей любовницы?
Моей женой.
Иисус.
Я никогда не думал о браке.
О том, чтобы посвятить себя кому-то.
О том, чтобы любить.
– Мэддокс, я не могу…
– Выйдешь за Пирса – станешь моим врагом, – предупреждаю я, сжимая член в ярости.
Я всё ещё возбуждён, но густая ненависть пульсирует в венах.
– Мэддокс, пожалуйста… – умоляет она.
Я молчу.
Я не это имел в виду.
Она никогда не сможет быть моим врагом.
Я просто схожу с ума.
– Я в замешательстве… – наконец признаётся она. – Ты похитил меня. Запер меня. Это неправильно… Я не должна была чувствовать то, что чувствовала.