— Сергей Данилович, не потревожил? — послышался знакомый голос одного из поверенных Белякова.
— Ну что ты Михаил, я тебя слушаю, по важному делу звонишь или просто почесать языком? — почувствовав себя единственно важным в компании, уверенно спросил он. Белякову редко выпадала такая возможность. Чаще всего его задавливал авторитетом Щукин, да и что там говорить даже Романов. Парень хоть и казался ему лучшей версией Максима, но всё равно вызывал тихий ужас. Каждое решение Романова могло перекрыть поток денег на их с Щукиным счета.
— Когда я вам просто так звонил Сергей Данилович? — серьёзно спросил Михаил, — конечно по делу.
Настроение начальника Белякова немного скисло, не получалось у него быть лидером, не получалось одним голосом запугивать подчинённых. Ничего, за него это делает лучший друг и любимая жена.
Мужчина прошёл к окну и приоткрыл его, чтобы вдохнуть чистый воздух, и стать немного увереннее. Такая профилактика всегда помогала прочистить мозги и возвыситься за чужой счёт.
— Молодец парень, говори, что там у тебя важного, — разрешил Беляков, вернувший себе равновесие.
— По вашему приказу я продолжаю следить за Кириллом Максимовичем, — начал Михаил. — Сейчас я у него «на хвосте» и кажется, он едет по направлению к оранжерее.
Белков чихнул. Пыль проезжавших мимо автомобилей вдруг долетела и до его чувствительного носа. У него вообще аллергия почти на всё что существует на планете Земля.
— Будьте здоровы, — пожелала ему парень на том конце провода.
— В какую оранжерею? — не понял Беляков. Романовы странная семейка, у них куча разных оранжерей по всему городу и за его пределами. Чёрные делишки они любили, но цветы им нравились больше.
— Оранжерея, построенная Вячеславом Романовым, забыл название.… Ну, в честь той… Она умерла, кажется…
— Хватит, я понял, можно и без подробностей. Я не малое дитя и сразу понял, о каком Вячеславе идёт речь. Наглый щенок, — и не понятно кому именно адресовано оскорбление Михаилу или Кириллу. Во всяком случае, первому было абсолютно плевать, а второй не услышит никогда, если конечно Беляков не попытается сказать это тому прямо в лицо. Что вряд ли когда-нибудь случится, учитывая трусость Сергея Даниловича.
— Что прикажете? — снова активизировался Михаил.
— Следи, я перезвоню если планы поменяются, — и не попрощавшись сбросил. Белякову надо было набрать номер своего старого товарища Щукина, чтобы сообщить о происходящем. Тот всё ещё находился в отъезде, что сильно нервировало Белякова. Ему куда привычнее, когда Степан Михайлович руководил их кораблём.
Щукин ответил сразу, без напускной важности, как и всегда. Ему не нужно было строить из себя другого человека, чтобы выглядеть в чужих глазах крутым. К некоторым людям крутость сама так и лезет.
Беляков сразу же посвятил друга в подробности.
— Уф-ф, ладно, посмотрим, что можно придумать. — Выдал тот устало, казалось мужчина, не спал несколько ночей.
— А как продвигается дело у тебя? — Волновался Беляков.
— Тухло Данилыч, не подкопаться. Менты всё сровняли, не найти свидетеля, но я так просто не сдамся. Не переживай нас не закроют, а если попытаются я надавлю на нашего Кирюшу, он-то нас в обиду не даст.
— Что-то я сомневаюсь, — понуро шепнул Беляков, — каждый раз, когда он проходит мимо меня, готов удавить. Я его побаиваюсь, в тихом омуте как говориться…
— Омут может и тихий, может в нём и черти водятся, но если всего бояться с ума сойдёшь. Не показывай ему свою слабость, будем держаться вместе зароем ублюдка так глубоко, что он никогда не выберется, — как всегда говорил метафорами Щукин.
Они обсудили пару вопросов по работе, и тогда Щукина осенила идея.
— Надо припугнуть Романова, он ведь поехал в оранжерею с Полиной? Здорово как получается, значит всё идёт по плану. Данилыч мы на верном пути, осталось добить голубков.
— Не понял. Ты убить мне его предлагаешь?
— Ну, ты дурак что ли? Нет, конечно, Кирилл нам ещё понадобится, действовать станем так: набери Бальмонта, и узнай, кто находится вблизи северной границы города, и отдай приказ припугнуть Романова. Пусть расстреляют оранжерею, но так чтобы ни одна пуля не коснулась ни Кирилла ни Полины. — Провозгласил свою волю Щукин. Ему казалось мысль отменной.