Непроизвольно, я обращаю внимание на одежду Аси. Юбка хоть и длинная, но с рваным подолом, рубашка расстёгнута, рукава закатаны. Нам, небольшому городу, в мгновение ставшему центром целой вселенной, пришлось окончательно обособиться и буквально стереть себя с карты, чтобы не позволить остальному государству разрушить хрупкий, едва сформировавшийся строй. И когда везде жизнь женщин только начинала меняться, у нас они уже давно сосуществовали наравне с мужчинами. Авель подсмотрел это у других миров. Идея равенства показалась ему интересной, а после внедрения — самой разумной из возможных.
И на мой счёт, это единственное верное решение, которое он принял за время своего правления.
— Если бы он был мудрым, он бы не вводил правила вроде запрета на использование стражами магии в своих интересах, — говорю я.
Авель сделал много хорошего, но плохого он сделал не меньше.
— Тебе стоит хотя бы попробовать… Авель, он… Рис, у тебя хорошая идея, но то, как ты предлагаешь воплотить её в жизнь… Ты просишь о невозможном.
— Да что ты заладила! — взрываюсь я. Разворачиваюсь и пинаю каменную стену. Боль огнём охватывает ногу, но мне плевать. — Авель то, Авель это! Я просил у него помощь! Рассказывал о своей идее! Миллион раз! Знаешь, что он сказал? — Слёзы подкатывают к горлу, но я подавляю их, глубоко дыша. — Что иногда одни должны умереть, чтобы другие могли жить.
Отворачиваюсь от друзей. После смерти матери и сестры, из близких сердцу у меня остались только Ася и Богдан, и сейчас слова, сказанные им, режут меня не хуже ножа.
— Нельзя приготовить омлет, не разбив парочку яиц, — говорю я словами Авеля. Затем добавляю, успокоившись: — А вообще, плевать. Я всё сделаю сам. Найду способ сделать нас сильнее. Люди ничуть не хуже тех, других, кто может жить столетиями, без страха умереть от неизвестной болезни. И о многом я не прошу — просто не вставайте у меня на пути.
Пейзаж меняется очень быстро: Ася и Богдан исчезают, и вместо них меня окружают собственные творения. Сейчас они больше напоминают монстров, чем оборотней, нимф, сирен, фейри или уж тем более людей. Я в растерянности. Результат пугает меня. Не знаю, что делать дальше.
Следующий кадр — и те же существа предстают передо мной совершенно в другом обличье. Они сильные, они здоровые, они… Я больше не чувствую себя их творцом, создателем.
Я подарил им истинное предназначение. Я их наставник. Их отец.
Всё снова меняется. Теперь я куда-то бегу. Страх переполняет меня. Авель и другие стражи уже близко. Знаю, что они просто так меня не отпустят — я слишком далеко зашёл. В жертвах числятся десятки. Всё, что я проделывал в течение шести лет — незаконно и аморально. Но они не понимают, насколько это важно.
Я останавливаюсь. Перестаю бежать и решаю обороняться.
Закрываю глаза, а когда открываю, вижу отражение в зеркале напротив. Оттуда на меня смотрит мужчина лет сорока с проседью в когда-то тёмно-каштановых блестящих волосах. Его лицо очень мне знакомо. Я словно смотрю на друга, которого не видела долгие десятилетия. На друга, который, похоже, сильно болен.
— Вернись в кровать, Рис, — произносит мягкий голос.
За спиной появляется женщина, идущая ко мне из коридора. Она не красива по общепринятым стандартам, но у меня, — то есть у Христофа, — от восторга при виде неё перехватывает дыхание.
Я люблю её так сильно, что больше всего на свете боюсь оставить её одну, умерев.
Я знаю, что сам виноват. Если бы смог переубедить Авеля в своё время… Если бы смог его победить, то некому было бы отбирать мою силу!
Ведь рождённый в семье полукровки-ведьмака и человека, я имел особые, ни с чем несравнимые навыки, которые в итоге так бездарно потерял, пав от проклятья Авеля.
Он был настолько ослеплён жаждой правосудия, что не смог остановиться на мгновение и подумать. Он бы понял, что результаты моих экспериментов могут перевернуть мир с ног на голову!
Они могут сделать его лучше для людей.
Пусть Авель уничтожил всё, что я создал, и превратил мою жизнь в ад, я не сдался. Каждый день, когда находил в себе силы, шёл в лабораторию и работал до предела.
Сколько раз Роза находила меня на полу без сознания? Уже и не сосчитать.
И мне удалось. Правда, нужно больше времен. Дети ещё слишком малы. Как они справятся без меня?
Я умираю сейчас, но я вернусь, когда моя кровь продублируется в моём роду. И тогда человечество осознает свою ошибку — ту самую, где оно лишило жизни своего единственного настоящего спасителя.