Кажется, Аполлинарии он и правда небезразличен.
Алексей не похож на хранителей, которые по сути своей достаточно эгоистичны. Ему бы стать миротворцем, послом; такое доброе сердце не должно простаивать понапрасну.
— Какая ирония! — не удержавшись, я хмыкаю вслух.
Бену досталась абсолютная его противоположность.
Лаборатория хранителей располагается на втором этаже, и занимает сразу три комнаты, стены между которыми снесены, но не до конца, отчего как только я открываю дверь, в нос забирается запах пыли и кирпича. Ну, и химикатов, куда без них.
— Я чем-то могу вам помочь? — спрашивает взрослая женщина.
Куратор хранителей. Как ни стараюсь, не могу найти в памяти Аполлинарии её имя. Женщина очень высокая и невероятно худая, что заметно даже под многослойным платьем. Её чёрные волосы в аккуратной причёске собраны на затылке, тонкие губы, подведённые красным, поджаты. Она недовольно глядит на меня поверх очков, размещённых на самом кончике длинного крючковатого носа. Ну да, защитница в храме знаний — какая дикость!
— Мне бы Алексея, — несмело произношу я.
— Конкретнее, — требовательный тон не заставляет себя ждать.
— Меня, — на выдохе, со своего места встаёт Бен.
Женщина тут же теряет интерес к моей персоне. Развернувшись всем корпусом на Бена, она произносит: «Пять минут», и возвращается к своим делам, которые заключаются в хождении вдоль длинных лабораторных столов и внимательной слежке за действиями хранителей.
Молча выходим в коридор, переглядываемся. Бен кивает, и тогда мы пускаемся бегом к лестнице, там летим на первый этаж.
— Слава Богу, ты пришла! — восклицает Бен, хлопая меня по спине. — Я чуть с ума не сошёл!
На ходу стаскивая с себя пиджак и жилетку, он остаётся в одной белоснежной рубашке. Расстёгивает несколько пуговиц воротника, освобождая горло из рюшевых оков, и шумно вдыхает.
— Мой предок был хранителем, — Бен косо глядит на синюю ткань в своих руках и передёргивает плечами, даже не пытаясь скрыть отвращение. — Семейное древо-то оказалось с гнильцой!
С остервенением комкая одежду, он оглядывается по сторонам с явным намерением засунуть её куда-нибудь подальше. Я только и успеваю, что встать перед ним и горшком с цветами, который он примечает.
— А Нина — мужик, — говорю я, пытаясь как можно быстрее заставить Бена сменить настрой.
Это работает. Бен довольно хмыкает. О Нининой причастности к руководству защитниками я, пожалуй, промолчу.
— А ты кто? — спрашивает он, наконец обращая и на меня внимание. — У меня нет о тебе воспоминаний.
— Почему-то я и не сомневалась, — отзываюсь я. — Зато Христоф уж точно будет рад меня видеть.
— С чего ты взяла?
— С того, что это я через пару лет сведу его с будущей женой.
Бен приподнимает брови. Вижу по выражению его лица, что он силится вспомнить то, что нам успели рассказать Лена с Ваней.
— Роза? — спрашивает он, и я одновременно вместе с ним, думая, что иду на опережение, произношу то же имя.
— Стоп, что? — одёргиваю сама себя. — Я думала, ты скажешь про Анну.
— Она же его предала, — говорит Бен, прищурившись. — К тому же, я помню, ты рассказывала о Розе по воспоминаниям, которые тебе показывал Влас.
— Так ты слушаешь? — я хлопаю себя по бокам. — Слушаешь, но притворяешься, что тебе всё равно?
— Ну да, это моя тактика. Так никому и в голову не придёт просить меня сделать что-то важное.
Я качаю головой.
— Ладно… Сейчас не до этого. Нам нужен Авель.
— Тогда мы на месте, — отвечает Бен и кивает куда-то за мою спину.
Я оборачиваюсь. Дверь у дальней стены — первая из всех мне встречавшихся выкрашена в белый цвет с оттеняющей простоту и делающей её ещё более вычурной позолоченной ручкой и угловатыми узорами, выписывающими что-то отдалённо знакомое.
Опускаю глаза на левое предплечье, касаюсь кожи. Один в один символы клятвы.
— Только красных предупреждающих огней не хватает для пущей помпезности, — произносит Бен. Его глаза быстро пробегаются по чему-то, затем следует вздох. — Самое паршивое — я знаю, что там написано.
Он указывает пальцем на ленчатую табличку над дверью, где красуются слова на непонятном мне языке, напоминающем смесь японских иероглифов и геометрических фигур.
— Что же?
— «Трезвый ум, горячая кровь, доброе сердце». Именно этими качествами каждый в отдельности обладали первые стражи: Авель, Григорий и Катрина. Отсюда и пошло разделение на хранителей, защитников и миротворцев.