— И да, и нет.
— В ваше задание входила поимка индра?
— Не совсем.
— Похоже, вы спасли ему жизнь. Индра потерял много крови и не ел несколько дней. И это я ещё не говорю об операциях…
— Его зовут Бронберт, — перебиваю я.
— Хорошо, — соглашается Вася. — Но этот факт никак не перечёркивает всё остальное.
Кусаю щёку до тех пор, пока на языке не чувствуются ошмётки кожи. Сказать Васе, что это дело рук Христофа? Или признаться за взлом с проникновением? А может и вовсе выложить все карты на стол, в красках описав путешествие во времени и то, каким всё вокруг станет через добрые сто лет?
— Я… — начинаю я, но Вася встревает раньше, чем что-то членораздельное слетает с моего языка:
— Всё из-за того, что случилось с тем оборотнем?
Забавно, как быстро при малейшем упоминании то, что было запрятано, всплывает в памяти.
Это было моё задание, и я не справилась. Смерть погибшего оборотня теперь всегда будет на моей совести.
— Да, — вру я. — Из-за него.
— Сестра, — на выдохе произносит Вася. Его лицо принимает заботливо-утешающее выражение. — Не стоит винить себя в том, что ты была не в состоянии исправить. — Он подходит ближе и кладёт ладонь мне на плечо. — И уж тем более не стоит теперь цепляться за любую возможность ради успокоения.
— Не буду, — соглашаюсь я. — Не буду… Но Бронберт — это другое.
— Как скажешь, — Вася поднимает руку выше и гладит меня по волосам. — Я так понимаю, отцу и матери лучше об этом не знать, верно?
— Они расскажут Авелю, а ему я не доверяю.
— А мне? Мне ты доверяешь?
Теперь у меня точно нет другого выбора, как дать Васе хоть какую-то часть правды. Он — миротворец, а ещё он близкий Аполлинарии человек. За его помощь мне не придётся бороться: в случае чего, он всегда предложит её сам.
Поэтому я выкладываю Васе всё, как есть, умалчивая лишь о пространственно-временном путешествии. И выражение, которое приобретает Васино лицо, становится точкой для моего монолога.
— Почему ты решила отказаться от помощи Совета? — спрашивает он осипшим голосом.
— Они лишь усугубят ситуацию, — отвечаю я. Беру Васю за руку и некрепко сжимаю. — Я доверяю тебе. А ты мне?
— Как и всегда, — без промедления заверяет меня Вася. — Но ты знаешь правила: если нас поймают, то мы будем изгнаны. Даже мой отец не сможет нас спасти.
Отец Васи, Григорий — первый страж наряду с Авелем и Катриной. Сейчас состоит в Совете: высшем правительстве нашей общины.
Но больше этого меня беспокоит изгнание, которое упомянул Вася. Я знаю, что это. Точнее, Аполлинария знает.
И ничего хорошего это не сулит.
Мы должны быть осторожны. Не допускать оплошностей. Теперь, когда на нас возложена такая ответственность, любая ошибка может привести к трагедии, последствия которой будут исчисляться человеческими жизнями. А потому с этого момента мы утверждаем Список Трёх — законы, нарушив которые страж будет лишён всех привилегий и изгнан из общины посмертно.
После разговора с Васей нахожу Нину и Бена в столовой, за столом, ломящимся от угощений, к которым они даже не притронулись. Сидя друг напротив друга, они, склонившись вперёд, бурно перешёптываются, косо поглядывая на служанку. Когда я вхожу в комнату и коротко ей киваю, она тут же уходит.
— Ну что там? — спрашивает Бен.
— Почём знаю? Меня Вася к Бронберту не пустил.
— И что теперь? — не унимается Бен.
Я пожимаю плечами. Бена такой мой ответ не устраивает, поэтому он оборачивается на Нину.
— Мне одной кажется, что то, что мы не нашли на месте Христофа — это знак? — произносит она, пустым взглядом уставившись в стену.
— Знак? — переспрашиваю я.
— Ну да. Вдруг могло случиться что-то плохое? Мы же знаем, что Христоф в этом времени очень силён. Что, если мы бы заявились к нему, а он такой — на! — и не оставляет от нас и мокрого пятнышка?
— Не уверен, что он и правда может это сделать, — с сомнением произносит Бен.
— Соглашусь, — киваю я. — Но вот в зельях он крут, так что мог бы отравить нас, например.
— Ага, как ты себе это представляешь? — Бен встаёт из-за стола, подхватывая ближайшую к нему тарелку. — О, незваные гости, здравствуйте! Не желаете отведать этого чудесного яблочного пирога? Что? Почему он синий? Понятия не имею!
Нина качает головой, я, не удержавшись, смеюсь. Наверное, это уже нервное.
— Я к тому, — продолжает Нина. — Может, история хочет, чтобы мы её изменили?
Я кошусь на дверь, за которой исчезла служанка. В щель под ней проникает свет, вроде, никакой тени нет. Может ли она подслушивать?