Нинина шутка вызывает у меня улыбку, и это пугает. Я перестаю видеть границы, которые пересекать ни в коем случае нельзя, если ты всё ещё планируешь оставаться человеком.
Цветки эдельвейса хранятся в комнате под главной лестницей, забитой пыльными бумагами, разными склянками и книгами. Из-за хлама помещение кажется ещё меньше, чем есть на деле. Когда Бен закрывает за нами дверь, словно из ниоткуда появляется мужчина лет тридцати пяти. На нём замызганные брюки, пиджак с дырами. Лицо сильно заросшее, густая борода не позволяет мне разглядеть губы и щёки. Волосы тёмные, но не чёрные, в беспорядке торчат во все стороны.
— Чего надо? — спрашивает он грубо, отчего мой боевой настрой рушится, как карточный домик.
Я открываю рот, но внезапно не могу произнести ни звука. Зато вместо этого слышу другой голос у себя в голове:
«Постарайся быть милой. Помнишь, что говорил наш физик, индюк надутый, любитель, чтобы к нему с комплиментами да всякими добрыми словами лабораторные подходили защищать? Ласковый телёнок двух маток сосёт».
Мы всегда были вместе, и одна из нас постоянно болтала без умолку. Так как так выходит, что сейчас, когда я вновь слышу голос Лии, то едва его узнаю?
— Здравствуй, — произносит Бен, выходя из-за моей спины.
— Алексей, — Бажен явно удивлён увиденному.
Я думала, что никто его не знает, но, похоже, и здесь Алексей со своим чертовски добрым сердцем оказался первее всех.
Расслабься и улыбнись.
— А я Аполлинария, — сообщаю я, взмахивая рукой в жесте приветствия.
Ты всё ещё ужасная актриса.
Бажен хмурит густые брови. Его взгляд, ощупывающий меня с ног до головы, я чувствую физически.
— Давненько тебя не было, — произносит Бажен, снова обращаясь к Бену. — Я уж подумал, что ты окончательно про меня забыл.
Косо гляжу на Бена. Почему он не сказал, что хорошо знаком с мужчиной из подвала?
— Извини, — с долькой вины в голосе отвечает Бен. — И чести мне сейчас не делает то, что я пришёл не просто так, а по делу.
— Как же иначе, — выдыхает Бажен, и я могу поклясться, что он даже ухмыляется. — Чем обязан?
Странный мужик какой-то. Мне он не нравится.
— Мне тоже, — шепчу я под нос.
— Чего бормочешь? — спрашивает Бажен резче и грубее, чем он общается с Алексеем.
Явно какое-то предвзятое отношение. Я качаю головой. Заметка для себя: нельзя разговаривать с голосами в голове в присутствии посторонних.
— Нам бы цветков эдельвейса, — произношу немного робко. — Парочку.
Стоило позволить Бену самому озвучить просьбу. Кажется, они не только знакомы, но ещё и общаются.
— Не хочу, чтобы он заграбастал себе лавры самого полезного участника нашей команды, — ворчливо замечаю я, понижая голос.
— Зачем вам эдельвейс? — спрашивает Бажен, складывая руки на груди. — Его цветки — большая редкость. А ещё ими последний раз пользовались лет пятнадцать назад. К тому же, на подобные растения необходима письменная расписка от куратора или инструктора. Ваша при себе имеется?
Бен хлопает себя по бокам, делая вид, что запамятовал, куда сунул злополучную бумажку. Я продолжаю стоять рядом, старательно не выдавая волнение и лёгкий испуг.
Ты потеешь, как лошадь. Красивая, английская, породистая, но всё-таки лошадь. Прекрати так нервничать, выдохни и получше осмотри помещение. Может, найдётся здесь что-то, чем можно отвлечь внимание Бажена.
— Расписка! Точно! — Бен хлопает себя пятернёй по лбу и издает короткий смешок. — Оставил её в лаборатории, представляешь! Очень уж торопился.
Слова Бена не производят на Бажена ровным счётом никакого впечатления.
Вы не получите цветки эдельвейса.
— А то я ещё не поняла, — шепчу я.
Но от мужчины это не утаивается.
— С кем ты всё разговариваешь?
Не отвечай. Никто не любит сумасшедших.
— Я…
— Ты ведьма?
— Нет.
— Она не ведьма, просто слегка того, — Бен стучит костяшками пальцев по своей макушке. — Но вообще хорошая и безобидная, ты не обращай на неё внимания.
Не заводись. Бен старается вам помочь. Просто соберись и скажи что-нибудь.
— Нам правда очень нужно торопиться с этими цветками, — говорю я, делая шаг вперёд. — Через пятнадцать минут мне отправляться на задание, а суспензия, потенциально способная спасти не одну жизнь, до сих пор не готова. Вы, конечно, можете ещё поиграть в хорошего служащего некоторое время, но учтите, что всех людей, чьих родственников по вашей вине сегодня убьют, я отправлю к вам. Что они захотят сделать: излить душу или совершить самосуд — меня уже волновать не будет.