— Я так понимаю, не такие уж и необоснованные претензии-то, — отмечаю я.
Подхватываю полы юбки, выпячиваю челюсть, вздёргиваю подбородок и, изображая Катрину, произношу с наделанным акцентом, специально коверкая слова:
— Фто фы сдес делаэте?
Бен издаёт короткий смешок, и чтобы окончательно не взорваться, приседает к мешку и принимается что-то в нём искать. Нина закатывает глаза:
— Никита не изменяет Анисье, он её любит. А Катрина… Она часто приходит сюда, но ответ всегда получает один и тот же.
— И всё равно пытается?
— Ну, её можно понять, — Нина с удовлетворённым выражением снимает с жилета невидимые пылинки. — Отдавать такого красавчика одной женщине — настоящее преступление.
— Конечно, конечно, — иронично соглашаюсь я.
Бен раскладывает книги Алексея прямо на полу, в педантично ровный ряд. Я вспоминаю комнату, которую мы только что покинули, где вещи лежат на своих местах, кровать заправлена, одежда не разбросана. Не очень похоже на Бенов привычный хаос. Так и здесь, обложка к обложке, шов к шву. Крайнюю книгу, которую Нина случайно задевает ногой, когда проходит мимо, Бен тут же равняет с предыдущей.
— Что за литературная ярмарка? — я приседаю рядом с Беном.
На обложках знакомые слова на родном, но не том современном, к которому я привыкла, русском языке.
— Я же сказал, у меня появилась идея, — последними из мешка Бен достаёт листы пергамента, стальное перо и чернильницу. — Ты говорила, что у всех химер Риса свой уникальный набор способностей в зависимости от того, какой генетический материал был использован.
— Генетический материал? — переспрашивает Нина. Она на пол садиться отказывается. Вместо этого снимает с крюка один из мешков и бросает его у стены. Устраивается на вид удобно; я сразу ощущаю, какой холодный на деле здесь пол и как у меня ноют колени от его твёрдости. — Откуда столько безразличия, мужчина?
— Короче! — с нажимом произносит Бен, раскрывая ближайшую к себе книгу. — По описанию Славы я выпишу все сильные и слабые стороны каждой комбинации, что поможет нам понять их теоретические уязвимые места.
Я довольно киваю. А идея-то отличная!
— Может сработать, — мои мысли вслух высказывает Нина. — Всё лучше, чем бездействие. А потом ещё немного потренируемся, пока меня не затащили украшать зал.
Ежегодный бал проводят в единственном помещении, которое тянется от одного корпуса штаба к другому. В здании два видимых этажа, но есть и третий, без окон на стенах, но со стеклянной крышей. Подняться в тот зал можно только через специально открытый для этого портал.
— У меня сегодня последняя примерка платья, — вспоминаю я. — Так что давайте начнём.
Бен размещается удобнее, насколько это вообще возможно, сидя на полу и сгорбившись над бумагами, разложенными у себя на ногах, и с готовностью кивает. И я начинаю рассказ по воспоминаниям, которые предпочла бы навсегда стереть из памяти.
Мама Васи, Клео — высокая рыжеволосая женщина с греческим профилем. У неё длинные руки с тонкими нереалистично ровными пальцами, ногти на которых по форме напоминают ромб с закруглёнными углами. Этими пальцами она ловко перебирает ткань и орудует иглой с ниткой, когда добавляет, по её мнению, последние штрихи к моему бальному платью.
Я слежу за Клео сверху; для её удобства мне пришлось забраться на табурет. Всё время, что женщина работает, она мычит какой-то лёгкий мотив, и к концу первого получаса он прочно застревает у меня в голове.
— Что за песня? — спрашиваю я.
— О, ты не помнишь? — Клео улыбается. Перекусывает нужную нитку зубами, любовно разглаживает свежий шов. — Речная колыбельная. Когда ты только к нам перебралась, каждую ночь тебе снились кошмары, и я напевала её, дабы успокоить. Это помогало — ты сразу засыпала.
Васино внешнее сходство с Клео ничто по сравнению с одинаково ярким внутренним светом, который не сможет заглушить ни одна самая глубокая темнота в мире.
— Спасибо, — говорю я.
— О, лавандочка моя, не за что! Ты же знаешь, мне это в удовольствие!
Пока Клео жила в землях Волшебного народца, она была придворной швеёй. Именно её руками были вышиты лучшие платья для королевы Летнего двора. Как и то, что сейчас на мне: по-царски прекрасное, это даже мне приходится признать. И всё же как подумаю, что мне в нём придётся весь вечер выхаживать, танцевать, да ещё и драться — так и хочется порвать его на тряпки.