Пепел медленно пошел по мощеному центральному Бродвею рынка. Ходжа Насреддин при нынешнем раскладе потопал бы кругами по базару, помолил Аллаха послать нужный случай — ан случай-то и привалил бы. Но Пепел был не узбеком, и жил не в сказочно-фартовой Бухаре, а в грубой своей правдивостью России. Отмерив первые метров сто, он увидел картину в стиле Республики ШКИД.
Разбойницкого, но беззаботного вида парниша лет пятнадцати, с пухлой беломориной (гарантии, что набита она честным табаком, никто бы не дал) в зубах, в черной бандане на рыжей голове отирал задом широкие щербатые ступеньки лабаза и выжидающе пялился в толпу. Ждал очереди, или пришлось устроить вынужденный выходной, пёс его разберет. Завидев Пепла, парень — а вся их каста наделена особым нюхом на карманы — даже привстал от возбуждения, и так и зарыскал глазами, отчаянно выискивая подкрепления. Не тяня резину, Пепел подрулил к оглоеду и заслонил солнце. Парень глядел по-воробьиному нагло и хитро, опустив пятую точку обратно на ступени, всем своим видом демонстрируя, что меня, мол, не возьмешь на понт.
Пепел произнес фразу, творящую чудеса во все века:
— Заработать хочешь?
— Парень без рвения пожал плечами, набивая себе цену.
— Ну, тогда отбой воздушной тревоги, — бросил Пепел и отвернулся, собираясь уходить.
Преступник стал бы рекомендоваться дядей своей жертвы? В принципе, вывод лежит на поверхности. Пашка своего спутника знал, похитил пацана знакомый, возможно даже — друг семьи. Но в таком раскладе, и именно в силу личного знакомства с Лунгиными, у похитителя может быть только одна цель — шантаж. Преступник-знакомый хорошо осведомлен о суммах, которыми владеет отец Лунгин, и которые тот в состоянии выложить за своего сына, живого и не по кусочкам. Но каким идиотом надо быть, чтобы отважиться на такую шмыговину?! Это же, вульгарно говоря, бытовуха! Раскрывается в один присест. Да и почему тогда не чешутся с требованиям выкупа? Такие дела проворачивают быстро, уперли ребенка — звонок. Тут — молчание. Или уже убили, если, мало ли, из мести похищали, такое ведь тоже случается? Из зависти к богатому соседу? Хотя, пожалуй, если бы убили, уже бы ухо — да прислали, иначе — в чем месть? Опять нет логики.
— Да постой!
Пепел как бы нехотя остановился.
— Вид у тебя больно цивильный, — оправдывался пацан, — может, ты мент какой. — Сам откуда? Чего надо?
Несмотря на довольно безрадостное настроение, Пепел не мог мысленно не усмехнуться.
— Некогда мне с тобой разговоры говорить.
— А откуда я знаю? — парень даже обиделся. — Поручишь какую-нибудь мину замедленного действия, я сделаю, а потом мне отмываться? Фига лысого! Ща мента позову и скажу, что ты меня за наркотой посылал, — заявил горе-деляга, и добавил заученную фразу, — нары по тебе плачут.
— Свое уже отплакали, — лениво хмыкнул Пепел.
— Это как? — подозрительно спросил новобранец.
— Повторить?
— Понял.
Парень поднялся.
— Простите, нахамил. Сами знаете, какие тут дела… А что у вас за тема?
Во время разговора с отцом-Лунгиным, при упоминании социального педагога, Пепел внезапно понял, что произошло с Павликом, где пацан, и кто его похититель. Потому как мальца действительно умыкнули. А похититель — теперь это прозрачно — сам Павлик.
Пашка банально драпанул из дома. Назло, из мести за какое-нибудь невыполненное обещание, этого с кем не бывало… но причем тогда Димыч? Может, в аккурат расчет на киднеппинг, репортажи по ТВ, статьи в газетах, родительские слезы: вот, меня похитили, теперь узнаете, каково без меня. Да, но, в таком случае, неужели Пашка не мог выбрать кого-то менее узнаваемого? Ответ на этот вопрос может дать только сам Пашка, и устроит ли горлодерная правда его родителей — их дело, Пепла семейные разборки не касаются. Его задача на ближайшие несколько часов — найти пацана, и срочно: часы тикают, отчет идет, а из предоставленных Пеплу семидесяти двух часов несколько уже истекло. И ведь найти парня — это даже не середина дела, только тютелькино начало.
— Пацаненка надо одного найти.
— Это можно, концов сколько хотите. Что за чел?
— Из дома ноги сделал. Скорее всего, сейчас один не бродит.
— Примерно хоть представляете, где он, в каком районе?
— Без понятия. — Пепел с ленцой протянул малолетке распринтованную пачку портретов.
— Сколько лет, когда ушел? Но… Оплата будет больше. Как-никак, своего ищем… Пятихатка баков.
— Не вопрос.
— По рукам.
— И главное — найден он должен быть сегодня — за три часа.
Парень получил данные о Пашке Лунгине, которыми располагал Пепел, и умотал, оставив «заказчика ждать на том же месте». Получив, естественно, аванс, и обещание доплаты за сверхсрочность.
Эти поросята подключат взрослых рыночных свинок, в том числе боровов всех мастей и Пашку найдут быстро…
Истерическая жажда деятельности сменилась у Иветты Соломоновны апатией, врачи, не жалея, накачали ее транквилизаторами. Лежа на больничной койке, в специально выделенной для нее отдельной палате клиники им. Бехтерева, отупленная реланиумом, она по инерции продолжала думать о сыне. Но, казалось, войди он сейчас в палату, позови ее, и максимум, на что Иветта будет способна, это повернуть голову в его сторону.
«Все-таки, транки — замечательная вещь», — подумала Иветта Соломоновна, час назад поставившая врачу на вид, что на них и подсесть можно. Дурмана не было, каждая клеточка была расслаблена, но тем не менее ощущалась, будто наполненная дразнящим газом. Иветта Соломоновна спать не могла, она и не спала. Но и не бодрствовала.
Подумала она и о похитителях Павлика. Ей почему-то казалось, что их было несколько, Иветта все еще оставалась убеждена, что украли ребенка из мести. Мысленное повторение вопроса «Что с ним будет?» вошло в привычку, но думала об этом Иветта Соломоновна без прежнего ужаса.
Хотя, когда некоторое время назад в палату вошел врач и поинтересовался, как она себя чувствует, Иветта Соломоновна вздохнула:
— Хорошо… но я бы с удовольствием повесилась.
Врач невнятно пробормотал в ответ, что вот вешаться как раз не стоит, она нужна сыну и мужу, и ее нормальное самочувствие — необходимо для успеха. В тот момент Иветта Соломоновна без лишней злобы подумала, что врачи — удивительно циничные люди. У женщины украли единственного ребенка, а ей советуют хранить свежесть мысли и бодрость духа.
Толстая стрелка топорных часов, служащих единственным украшением блеклого коридора, подползла к четырем часам. Монотонное течение больничной жизни Иветты было нарушено появлением нового человека. Когда он вошел, Иветта Соломоновна попыталась рассмотреть визитера. В глазах плыло от транквилизаторов, видела она плохо, но для того, чтобы понять, дескать, перед ней мужчина с большой буквы, усилий прилагать не потребовалось. Иветта пожалела, что сама выглядит на минус сто очков, ведь некоторые любят полных, не то, что ее законный… плебей.
Приличия ради пленница приподнялась на локте. Вошедший был без врачебного халата, может, в другой момент это и насторожило бы по природе подозрительную Иветту Соломоновну, но не сейчас.
— Ну, здравствуйте, Иветта Соломоновна, — глухо произнес вошедший.
— Вам того же. Вы ведь не сотрудник больницы?
— Ни в коем случае, — ответил тот же бесцветный голос.
— Что Вам угодно? — сказала лежащая, с трудом выговаривая слова.
— Иветта Соломоновна, на Вас чулки есть? — задал гость неожиданный и, пожалуй, непристойный вопрос. Правда, учтиво, в его прежде нераскрашенном голосе ожила толика заботы.
— Не поняла?
— Чулки есть на Вас? Или ремень?
— Ах, бросьте, — устало проговорила Иветта Соломоновна, — как только меня сюда привезли, забрали все вещи и выдали этот уродливый халат. Чулки потребовали после того, как я кинула фразу, что не прочь повеситься, — не без гордости поделилась она. — Если это всё, что Вы хотели узнать, я попросила бы Вас удалиться. Я не настроена на светскую беседу. — Иветта конечно же кокетничала. «Ах, я такая сегодня сумбурная… мне недосуг… Вы, молодой человек, сами должны проявить инициативу…».