Я молча улыбнулась.
– Нужно это чем-то продезинфицировать, наверное, – заметил он, когда мы снова вышли к креслам, и шагнул в строну бара.
– Спасибо, у меня все в рюкзаке, – я достала спрей, и, зажмурившись, пару раз брызнула на рану.
– Какая предусмотрительность, – заметил Тэйлор, грохоча шейкером.
Я налепила пластырь и осторожно полюбовалась получившейся картиной.
Тэйлор вернулся с бокалом, украшенными дольками персика и присыпанными по краю сахарной пудрой. Себе он незамысловато плеснул виски.
– Шампанское и персиковый сок, – объяснил он, ставя передо мной бокал. Я с удовольствием сделала глоток, и тут наконец Тэйлор сказал то, ради чего затеял эту экскурсию и терпел мое общество.
– Копы, которые сюда приходили, сказали, что улики по делу Миллера находятся у вас.
– Да, – кивнула я. – Золото и пепел. Золото вам вернут.
Тэйлор все-таки был неглуп, он не стал уточнять и переспрашивать.
Я смотрела на бутылочно-зеленую массу вод за бортом и думала, что теперь главный вопрос – выпустят ли меня вообще отсюда. Но по сравнению с тем, как я психовала и дергалась в ожидании, пустят ли меня на яхту, этот вопрос был чистым научным интересом, лишь слегка подкрашенным эмоциями.
– И что вы собираетесь делать? – наконец произнес Тэйлор, точно так же следя взглядом за полетом чаек в быстро темнеющем небе.
– Ничего. Я не буду начинать дело, не продам историю в газеты, не отдам вам пепел. Мне кажется, это лучший вариант. Незаслуженно хороший.
Тэйлор болезненно скривился.
– Вы думаете, все так просто?
– А вы ждете сочувствия?
– Нет, наверное… – он допил виски и рассеянно побренчал нерастаявшим льдом в стакане. – Но Санни сам…
– Сам виноват? В том, что погиб?
– А вы думали, это был несчастный случай? – зло и резко спросил меня Тэйлор. – Между прочим, у него в крови нашли такой коктейль из препаратов, что странно, как он вообще доехал до того обрыва! И пыльца в нем тоже была!
– Это должно усиливать свойства пепла, – заметила я. – Он легко поддавался обработке в пыльцу? И как давно вы так гастролируете, продавая Санни поклонникам по щепотке?
– Только три года, – признался Тэйлор. – Мы пытались. Мы хотели удержаться на плаву, но без него все было не то. Это он виноват, он бросил нас!
В этом прозвучало столь неподдельной боли, что я удержалась, не стала возражать.
– Вы сидите здесь и осуждаете, – разгорячился Тэйлор, похоже, виски попало ему на старые дрожжи, – а что вы можете знать? Вы думаете, он нас бросил, когда умер? Нет, он сделал это, когда привел в группу ту дрянь!
– Девушку, которой не помочь?
Тэйлор кивнул, его глаза подозрительно блестели.
– У нас был договор: музыка превыше всего, никаких девушек в студии. А он приволок нам эту сучку и заставил взять ее на работу! Если бы она хотя бы что-то из себя представляла, но нет, пустышка, дешевка, которая сдохла сама, а перед этим подсадила его на героин. Мы ведь умоляли его… – голос Тэйлора пресекся, и я снова стала следить за чайками.
– Санни завещал его кремировать. И однажды я подумал, что это будет даже справедливо – он лишил нашу группу будущего из-за наркотиков, так пусть теперь сам постепенно превращается в наркотик.
– Поэтическая справедливость, да. Уже слышала, – буркнула я, вставая с кресла. Тэйлор открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут откуда-то из недр корабля на палубу вышел Трой. Следом за ним на свободу вырвалась одна из самых неприличных песен Санни, про Снежную королеву и ее сладкую мороженку, которой не было ни на одном альбоме; но которую, тем не менее, знали все поклонники бэнда.
Заметив нас, Трой остановился.
– Марк, ты куда пропал? Ты вообще собираешься идти репетировать, а?
– Сейчас проведу нашу гостью и вернусь.
Он молча довел меня до трапа.
– Завтра я обязательно верну Микки его саксофон.
– Отлично, – кивнула я, оставив в памяти зарубку, что завтра наверх подниматься не стоит.
Когда я ступила на берег, в одну секунду фонарики загорелись приятным мягким светом и замерцали гирлянды. Корабль стал похож на огромную радужную ловушку.
Я отвернулась и почти побежала в родной подвал: фиксировать и сравнивать следы укуса.
* * *
Заключение кинолога говорило о том, что мексиканской голошерстной можно появляться на улице только при температуре воздуха не меньше 25 по Цельсию. В октябре она должна постоянно находиться в помещении, а иначе умрет от переохлаждения.
Значит, мексиканская хохлатая не должна была покидать яхты; а укус на моей руке и руке Миллера полностью совпали.
Я думаю, что Миллер, опустошив гостиничный сейф, сразу заподозрил, что собой представляет этот пепел – в конце концов, он был искренним поклонником группы. Но Миллеру хотелось знать точно, а для этого ему была нужна вещь, достоверно принадлежавшая Санни Эрлу и хранящая следы его ауры. Представив, по какой цене он сможет продавать этот пепел, если добудет доказательства подлинности, Миллер потерял голову и полез на яхту. Собачонка Мэлоуни цапнула его и подняла тревогу.
Сравнение моего укуса и укуса Миллера стало доказательством того, что вор все-таки побывал на корабле Мэлоуни; довольно хлипкое доказательство, если честно, но к тому времени и наша полиция сумела кое-что нарыть, так что в совокупности это дало судье основания подписать ордер.
При обыске на яхте нашли около десяти килограммов пыльцы, так что Мэлоуни сейчас находится под следствием.
Надо сказать, что биг-бэнд Санни Эрла убрался с корабля на следующее утро после нашего разговора и не был привлечен даже свидетелями.
А я в первые же выходные после визита на «Элеонор» наняла прогулочный катер. На борт я принесла хорошую магнитолу, которую одолжила у Пейдж, и маленькую пластиковую коробку.
Небо было серым, хмурым, с тучами, которые только и ждали, когда их распотрошит первая подходящая молния; и море было таким же серым и хмурым, под стать моему настроению.
Когда мы отплыли достаточно далеко от берега, я вставила в нутро магнитолы кассету и щелкнула рычажком. Выпал мой любимый ритм-энд-блюз, посвященный его первой жене:
Детка, ты превращаешь мое сердце в песок…
Ты раскалила его –
и остудила его;
Ты раскалила его –
и остудила его…
Ты сделала это уже тысячу раз.
На тысячу первый оно разорвется,
оно превратится в песок.
Скажи детка, зачем тебе нужен песок?
Холодный и белый, слепой и безгласный,
Зачем тебе нужен песок?
Нет, мне не нужен ни песок, ни пепел, – мысленно вздохнула я, глядя, как тонкая серая струйка сыплется вниз и обрывается в серой непрозрачной воде. Я осторожно сдула с ладоней последние крупинки и повернулась к капитану, сказать, что мы возвращаемся; но на миг замерла и заморгала, ослепленная пробившим серое небо лучом.
Фрэнк Торнтон
(1936–1989)
Родился в городе Гильдфорд, графство Суррей, в семье промышленника Эдварда Торнтона. Занимался дельтапланеризмом, парашютным спортом, боксом, фехтованием, плаванием. Основал журнал «Автоспорт», где публиковал свои заметки о путешествии по Англии на автомобиле. В 1965 году получил медаль Королевского Общества Спасения Утопающих за спасение ребенка. В 1971 году открыл кинологический центр по разведению оттерхаундов – охотничьих собак, предназначенных в основном для охоты на выдр, и посвятил себя спасению этой породы. В 1975 году женился на сотруднице своего кинологического центра и стал отцом пятерых детей. Вместе с женой они побывали в Кении, Уганде, на о. Маврикий, Ямайке, Багамских островах, королевстве Тонга, Новых Гебридах и островах Питкэрн.