– Напоминает те игры, с которыми пристают чокнутые мозголомы, – фыркнул механик.
– Так вы отказываетесь отвечать? – вежливо уточнил Шабдрунг.
– Нет, – ответил за него капитан. – Он не отказывается.
Фелт нехотя отвел взгляд. В бледно-голубой мощно вливался шафранно-желтый цвет, на пересечении давая зеленую злобу. Зеленый с каждой секундой становился все темней.
– Эме, – обратился сыщик к девушке. – Вы чувствуете горечь, обиду, неприязнь или ненависть к Кентону Рашу?
Кентон переводил взгляд с Эме на сыщика, подавшись вперед в неудобном кресле и до боли сцепив пальцы.
– Нет, – твердо ответила Эме, и, вспомнив, что отвечать надо как можно подробней, торопливо добавила:
– Не чувствую и никогда не чувствовала. Ненависти точно нет. Кентон мой друг. Ну, может, иногда обиду или раздражение, но ведь это нормально… не всерьез…
Ее голос затих, а Шабдрунг уже повернулся к Иффенсу. Ему он задал тот же вопрос.
– Нет, – пробасил Иффенс. – Я никогда не чувствовал к Кентону Рашу ненависти. И сейчас не чувствую.
Шабдрунг кивнул и сделал шаг к Фелту.
– Да за что мне ненавидеть малыша? И мстить, кстати, тоже не за что. Нет, – пожал плечами тот.
– Чтобы не было исключений, я хочу спросить о том же у капитана, – произнес Шабдрунг. Рокаш слегка растерялся, но послушно повторил, что нет, он не испытывает к своему младшему механику ничего похожего на ненависть, хотя злиться случалось.
– Все вы сказали правду, – торжественно объявил Шабдрунг.
Минутное облегчение в кают-компании снова сменилось тревогой. Эме Таркин переводила взгляд с Кентона на Иффенса, пытаясь ободряюще улыбнуться, но получившаяся гримаса мало походила на улыбку. Кентон ссутулился в своем кресле, не поднимая глаза. Веселое злорадство на лице Фелта чуть поблекло под грозным взглядом капитана. Иффенс незаметным движением выкатил свое кресло вперед, чуть заслонив Эме, и машинально, не замечая этого, крутил на пальце одно из своих жутких колец.
– Тогда кто подсунул мне нож? – не выдержал Раш. – Кто?
– Я думаю, второй вопрос уже не понадобится, – невпопад ответил Шабдрунг. – Почтенный капитан, мне очень жаль, но вам все же придется выплатить неустойку за разрыв контракта. Нож моему клиенту подбросил ваш старший механик Фелт.
– Что? – Фелт возмущенно вскочил. – Да я же тебе только что сказал, что не мстил малышу!
Иффенс, чуть вытянув ногу, ловко подсек Фелта обратно в кресло и вдавил кнопку на подголовнике. Механика с тихим змеиным шипением тут же оплели ремни безопасности. Фелт возмущенно забился в кресле, но добился только того, что упал вместе с ним.
Капитан рывком установил кресло в нормальное положение.
– Объясни! – потребовал он у Шабдрунга. – А ты замолчи!
Фелт послушно притих.
– Я ошибся с самого начала, когда принялся искать ненависть, – заговорил Шабдрунг, и в каюте-компании воцарилась такая тишина, что можно было услышать, как укладывается на место выбитая из ковра пыль.
– Ненависть и месть казались мне единственным объяснением для случившегося. Это было логично. Потом… у меня появился еще один вариант, на который мне намекнул сам Фелт.
Шабдрунг сделал небольшую паузу.
Заметно, что вас, Эме, раздражает фанатичное увлечение Кентона спеллом, – мягко сказал он. – Подброшенный нож и год без любимой игры, может быть, исцелили бы его от этой зависимости.
– Я… я бы никогда так тайком, исподтишка… – дрожащим голосом произнесла Эме, и, сама не заметив этого, нашла себе опору – руку Иффенса.
– Это же подло! Мне и правда было чуточку приятно, что теперь Кен обязан жить без спелла, мы с ним часто спорили на эту тему… Но не так! Никогда!
– И это правда, – улыбнулся девушке Шабдрунг. – На самом деле, здесь вообще не было замешано никакое сильное чувство, кроме патологической любви к себе. И ведь все твердили мне об этом. Я знал, что Фелт оштрафован и вынужден три месяца жить на довольно унизительном положении. Говорили, что Кентон единственный, кто восхищается старшим механиком, единственный, кто продолжает одалживать ему деньги без возврата. И что не в характере Фелта терпеть такие неудобства.
Вот он и не собрался их терпеть. Он хотел выплатить штраф деньгами, которые он займет у Кентона. Он знал, что у него есть нужная сумма, и был уверен, что помощник ему не откажет. Не знаю, почему он медлил и не попросил об этом еще до посадки – может быть, мешали остатки совести. Но, когда вы очутились в баре, ситуация стала критической. Если Кентон купит всем безумно дорогие билеты на игру, у него не останется нужной вам суммы – правильно?
Шабдрунг мимолетно взглянул на Фелта, чье лицо не обнаруживало никаких признаков раскаяния или стыда – одну чистую беспримесную багровую ярость.
– Что вам оставалось? Нужно было сделать так, чтобы Кентон не смог, не успел потратить деньги, которые вы уже считали вашими. И, надо признать, вы нашли очень изящное решение. Скорее всего, нож вы взяли в том же баре – там целая полка с такими безделушками. Или купили в предыдущем, неважно. Подбросить нож вам было очень легко, внимание моего клиента было в тот вечер изрядно притуплено. А сразу после выхода моего клиента на свободу вы встретили его просьбой. И Кентон одолжил вам нужную сумму – верно?
Именно поэтому вы, господин Кентон, пришли ко мне только через четыре дня после того, как вас выпустили. Вы никак не могли заставить себя продать единственный оставшийся у вас капитал – билет на финал галактики.
– А еще ждал, когда цена поднимется, – нехотя сказал Кентон.
– Но если вы все это и так поняли, если ненависть не причем, зачем вы пришли сюда снова спрашивать? – торопливо выпалила Эме.
– Я был не уверен до конца. Дело в том, что я нашел еще один мотив, но с ним не вязалось отсутствие ревности…
Иффенс не отвел глаза, не переменился в лице, но каким-то непостижимым образом он за секунду ушел в себя так, что при взгляде на него в голове звучало эхо захлопнувшейся двери.
– Но тут я вспомнил про еще одно несоответствие в моем разговоре с Фелтом. Мне говорили, что характер у вашего механика очень вспыльчивый; но, когда я для выяснения фона, еще ничего не подозревая, захотел увидеть его гнев и упомянул про каманианскую лихорадку, реакция была гипоэргической… то есть, очень бледной, слабой. Нетипичной для человека, которого называли скандалистом. Когда я задумался над этим, у меня появилось только одно объяснение – «флегма», успокоительный коктейль, который сбивает эмпата. Уверенность в своих словах, отсутствие волнения – и ложь выглядит для нас как истина. Но Фелт был спокоен не только тогда, когда говорил о ноже – он и вообще был слишком спокоен! Чтобы убедиться в своих подозрениях, я хотел увидеть естественный фон его эмоций, встретиться с ним неожиданно для него самого, чтобы он не успел принять препарат.
Я рассказал о своих выводах капитану, и тот согласился устроить эту встречу. Когда Фелт увидел меня, его облако так вспыхнуло, что никаких сомнений не осталось – его естественный фон намного ярче того, что был в моей конторе. Но я все же хотел довести эксперимент до конца. Прошу прощения, если доставил вам неприятные переживания, – слегка поклонился Шабдрунг.
* * *
Когда сыщик ушел, и кресло с Фелтом, – которому на грудь прилепили контракт и карту с компенсацией, – выкатили из корабля, в каюте снова наступило молчание. Если бы Шабдрунг еще было здесь, он определил бы в общем облаке облегчение, горечь и смущение в равных пропорциях, слегка подкрашенное радостью.
– Так, – медленно и веско сказал капитан Рокаш, и все головы повернулись к нему. – Знать ничего не знаю, но следующую годовщину взятия Каринтиса вы проведете здесь, на корабле!
Конец