Уже прощаясь, он снисходительно произнес:
– Знаешь, ты, может, и зря ненависть ищешь. А вдруг все наоборот?
– Что вы имеете в виду? – решил спросить Шабдрунг, не рассчитывая на внятный ответ. Он его и не получил:
– Может, кое-кто решил дать малышу горькое лекарство? Понимаешь?
И Фелт, довольно хохотнув, вышел из конторы Шабдрунга, не попрощавшись.
Иффенс после целиком замкнутого на себя Фелта вызвал у сыщика искреннюю симпатию, хотя множество уродливых побрякушек на его руках и шее сделало суперкарго похожим на передвижную сувенирную лавку. Увесистые кольца с остроносыми копиями боевых кораблей в оправах в драке вполне могли заменить кастет, но выглядел Иффенс, несмотря на его исключительный рост и мускулатуру, вполне добродушно, а двигался легко и плавно.
Шабдрунг понимал, что после беседы с пилотом и механиком, если не считать капитана, остался только Иффенс. Он со смешанными чувствами присматривался к облаку, в любой момент рассчитывая обнаружить плесневеющую зелень. Но пока спокойный серо-синий цвет, более насыщенный и переливчатый, чем у Фелта, разбавляла только легкая оранжевая рябь волнения.
– И вы ничего не увидели?
– Ничего до тех пор, пока на Кентона указка не упала. Но там такая теснота и толпа была, словно уже финал Галактики…
Иффенс огорченно вздохнул, и все цвета в его огорчении были чистыми.
– А вы тоже поклонник спелла?
Иффенс пожал плечами.
– Хороший спорт. Не лучше других.
– Тогда почему вы решили пойти на стадион?
– Я решил пойти с Кентоном. Мальчик совсем в раж вошел. Здесь, кажется, это не принято.
Легкий и неожиданно изящный серебряный узор иронии, но лаконичная манера Иффенса давало очень мало времени для наблюдений.
– Мы с Эме договорились вернуть ему деньги за билеты. Еще в баре.
– А почему только с пилотом Таркин? Вы ведь собирались пойти вчетвером?
– С Фелтом об этом разговаривать бесполезно, – отрезал Иффенс.
И вот, наконец-то если не подлинная ненависть, то очень близкий к ней оттенок, запятнавший ровное синее сияние.
– Я вижу, вы его недолюбливаете.
– Есть за что, – ответил Иффенс. Выжидательное молчание Шабдрунга на него не подействовало, а грязно-зеленый цвет сжимался, выцветал и таял с поразительной скоростью. Шабдрунг невольно подумал, что самоконтроль Иффенса не посрамил бы и аллурийца.
– И вы с самого начала были против того, чтобы Фелта наняли на корабль?
– Да.
– Так почему же капитан Рокаш к вам не прислушался?
– Рокаш уже три кредитных обвала пережил. Научился экономить. Думал, что механик класса Л – выгодное приобретение.
– А вы?
– Решения принимает капитан.
– Как вы думаете, не мог Кентон купить этот нож сам и забыть про него? – доверительно спросил Шабдрунг. Эта версия возникла у него тогда, когда он ознакомился с протоколом и увидел процент алкоголя в крови на момент задержания.
Иффенс задумался.
– Не думаю. Нет. Кентон был не настолько пьян, и у него нет привычки копить барахло. Хотя… – Иффенс выразительно пожал массивными, как горный кряж, плечами.
– Вы бы хотели в это поверить?
– Хотел, но не могу.
Мягкий белый свет плеснул на синеву молоком и без остатка растворил ее в себе. Иффенс не лгал и не собирался поддерживать самую удобную для экипажа версию. Скорее всего, он понимал, что, даже будучи официально принятой, она не исправит ситуацию, и черный осадок неприятных вопросов неизбежно будет подниматься на поверхность, отравляя атмосферу на корабле.
Шабдрунг еще немного побеседовал с Иффенсом о Кентоне. Суперкарго отвечал охотно и спокойно, и синева, перевитая темно-коралловыми лентами опеки и покровительства, ни разу мне замутилась зеленым. Облако вздрогнуло, только когда Шабдрунг снова упомянул пилота Эме Таркин. Пожалуй, если бы Шабдрунг не отчаялся выследить ненависть, и снова стал смотреть на игру оттенков в целом, он бы не заметил эту вспышку. Словно в вечернем небе на мгновение пробилось несколько лучей красно-золотого закатного солнца; и тут же их поспешил скрыть, затянуть, приглушить чернильно-синий туман. Но золото, хоть и невидимое, осталось там, надежно упрятанное в спокойствие.
Шабдрунг почувствовал себя донельзя неловко и на несколько секунд отвел глаза от чужой тайны. К счастью, Иффенс будто был ничего не заметил, оставаясь в своих ответах таким же невозмутимо лаконичным. Сыщик сам поторопился закончить их беседу.
Оставшись в одиночестве, Шабдрунг заварил себе эфениум и меланхолично уставился на радужные переливы. Горячий терпкий напиток играл и искрился в прозрачной чаше, как невиданная драгоценность. Почти машинально Шабдрунг начал старое упражнение – глядя на цвет, назвать чувство, а учитель размешивал эфениум все быстрей…