Резкая боль пронзила правый висок, заставив Даймонда податься в противоположную сторону, высвобождая жертву. Витней же поспешно поднялся на ноги, сжимая в руке окровавленный булыжник, тяжело вдыхал сухой воздух. Слюна вскипала в уголках треснувших губ, клочьями сгустков стекала по подбородку и шее; взгляд дикий, рассеянный, словно в никуда, сопровождался дрожью во всем теле, что юноша с трудом удерживал равновесие, и обжигающим кожу румянцем. Синим мертвецким румянцем.
- В-вы... В-вы... - испуганно попятился.
Сам же Даймонд поднёс трясущуюся руку к разбитому виску, ощущая, как пальцы с колющей болью въелись в рыхлую плоть. Жжение обдало всё тело, и Алроуз еле сдержался, чтобы не закричать, до крови прикусил язык.
... Все, кого любила Франческа, из последних сил цеплялись за жизнь. Даже Хью, сломавший позвоночник после той роковой конной прогулки, мог бы выжить. Жаль, судьбы вершит не случай, а тот, кто крепко стоит на ногах. И Даймонд оставил за собой решающий ход...
Ловя редкие секунды, Витней обшарил траву в поиске меча, и таки нашёл его, вновь попятился к чаще.
- Н-не заставляйте м-меня делать это! Я... Я... Н-не желаю Вам зла! - наблюдал, как "демон" плавно ступал навстречу ему. - Прошу Вас! Оставьте меня! И я больше н-никогда не попадусь Вам на глаза! Клянусь!
Глаза Даймонда, практически неразличимые во мраке, двумя впадинами пронизывали насквозь. Его фигура ощетинилась, рог устрашающим лезвием застыл над склоненной головой.
- Не вынуждайте меня! Прошу Вас! Не...
Шаг.
Ещё шаг.
Витней рванулся в сторону леса, споткнулся, загребая коленями влажную почву. Меч тяжело лежал в руке, оттягивая кисть, и юноша с трудом волочил его за собой. Собственное тело вмиг отяжелело, не поддавалось воле, стало той самой обузой, что непременно обрекла бы на гибель. А Даймонд будто бы знал, что жертве некуда бежать. Даже если и скроется в лесу, то уж точно заплутает и умрёт от голода и изнеможения. А потому, движения Алроуза стали нарочито неспешными, в походке проклюнулась странная вальяжность и размеренность. Лицо, потерявшее всякую человечность, заплыло кровью, исказилось жуткой гримасой торжества.
... Все, кого когда-либо любила Франческа, умирали в молодости, так и не познав истинной боли и утрат. Что ж, Даймонд был готов взять эту участь на себя...
Попытка выхватить из рук Витнея меч, обернулась крахом. Юноша ловко вывернулся, чуть ли не рассек ладони "демона", вновь ринулся наутек. Но далеко так и не ушёл. Кромешная темнота леса сулила скорой смертью, впрочем, и на освещенной месяцем поляне ждала та же участь.
- Прошу Вас! Остановитесь! Я не делал Вам зла! - вновь звучали мольбы, но, кажется, безуспешно. - В чём видите Вы мою вину?! В том, что я появился на свет?! Так будьте выше глупых ссор! Отпустите обиды! Это... Ведь... Скажите, что сделал я Вам, за что судите Вы меня? За что?
Алроуз скривился.
- Судят боги. Я вершу.
- И в чём же тогда моя доля?
- Вы жалки, ничтожны и слабы. Подчиниться - вот Ваше право!
- И умереть?! - голос дрожал, как и разбитые колени.
- Хотя бы благородно...
- И что же благородного в смерти от рук Ваших?! - Подался вперёд, ожидая дальнейших действий противника. - Вы больны...
- Мой разум чист!
- Но в намерениях Ваших, того не вижу. Вы больны. Больны до слепоты, - говорил, отступая в противоположную сторону. - За что Вы боритесь?! Что за благие цели, поперёк которым я стал?!
"Демон" в пару шагов настиг его, замер напротив, не страшась быть тотчас сраженным.
- Вы правы, Витней! Вы действительно правы. Я болен! Болен чувством справедливости.
- Что справедливого в убийстве невинных?!
- Невинных нет! Есть лишь лжецы и лицемеры! - Очередная попытка вырвать меч привела к неожиданному исходу: Даймонд голыми руками ухватился за обнажённое лезвие. Витней обомлел от ужаса, наблюдая, как кровь тяжелыми каплями орошала землю, тушила блеск металла.
- Немедленно отпустите! Иначе я немедля отсеку Вам руки! И секунды не подумаю! - а сам замер как вкопанный.
- Неужто?! - соперник, кажется, совсем не чувствовал боли.
И Витней... в страхе выпустил черенок.
Толком и не понял, как Даймонд опрокинул его на землю, толком и не почувствовал, как зашлись челюсти от первых двух ударов. Перед собою видел лишь остервенелые, теперь уж и вовсе померкшие черты. Последнее, что непроизвольно сделал, так это резко толкнул соперника ногами в живот, тот замер, желая нащупать в траве меч, сам же был и сражен им. В живот. С хрустом и криком.
Небо. Чёрное и непроглядное. Единственный свидетель и единственный судья.