- А я-то думал, что любите его и станете с пеной у рта отстаивать его невиновность.
Франческа опешила. Поспешно подобрала полы алого платья, делая широкий шаг навстречу собеседнику.
- Любила, люблю и буду любить! Но что с того?!
- Любовь слепа, а Вы на удивление зрячи...
- Вздор! - тотчас вспылила.
- Вздор. Соглашусь. И всё же данность.
- Да что Вы можете знать о любви?! - злость вскипала. - Вы хоть раз любили?!
Даниэль не ответил, лишь смотрел ей в глаза, ожидая, когда же испарится из них ярость. Но нет.
- Любили?!
- С Вашим не сравнить.
- Так любили или нет?
- Каждое утро, когда открываю глаза. С каждым вздохом, встающим поперёк груди, с каждым слабым ударом сердца, практически неслышным, совсем глухим, с каждым шагом на пути к цели, с каждой преградой и каждым провалом. Любил всегда. - В лице его мелькнула улыбка, тотчас растворилась. - Вам не понять, как и многим на этой земле. Вы любите то, что рядом с Вами то, что близко Вам, доступно. Тем и дорого. Ваша любовь подобна мании, тем и нелицеприятна, тем и мучительна. А я... Я любил единожды. И больше не полюблю никогда. Моя любовь родилась со мной в одном утробе, словно насмешкой судьбы. Умерла на моих руках, слишком рано и слишком мучительно. Но я люблю. И пусть её нет со мной больше, пусть мне не суждено видеть её, любовь... ведь... не в человеке, не в оболочке и не в сосуде. Это большее. То, что пройдёт сквозь годы, даже потеряв всякие очертания...
- Вы глубоко несчастный человек. - Она дрогнула, не сводя с него взгляда.
- Несчастье? И в чём же оно?
- В том... что Вы действительно любили...
Скрип парадных дверей ввёл в ступор, сбил ход мыслей. На пороге застыла худощавая фигура мертвенно-бледной монахини. Слишком юная и высокая, она носила рясу явно не со своего плеча, смотрелась по-детски нелепо и нескладно. Правда, было это совершенно не важно, ведь в незнакомке Франческа признала Эстер. Та, правда, задерживаться надолго не стала, молча проскользнула в соседнюю залу.
... Значило ли это, что согласие не было пустышкой?! Франческа не знала. Уверена была лишь в том, что игра стоила свеч...
- Мне страшно, - она подняла глаза на Даниэля, вновь завоевывая его внимание.
- О чём Вы? - тот непонимающе покачал головой.
- Ещё немного и... Смерть настигнет меня. Неизбежно. Боги ненавидят меня! Они в раз поглотят мою душу, и я... исчезну. Будто и не было. Исчезну. - Она дрожала всем телом, внутренне поражаясь собственной игре. Жаль, ценителей не нашлось. - Я не хочу погибать, чувствуя тяжесть на душе. Все грешат в этой жизни, но моих грехов не отмыть. Они въелись по самую плоть, срослись со мной, будто и не было в моей жизни ничего большего. Эта тяжесть, Даниэль, тянет меня на дно; она топит меня, душит.
- И Вы сама виновница того... - Он тотчас вывернулся из-под её рук.
- Но если бы я могла их отпустить!
- Исповедуйтесь. - Заключил он сухо. - Боюсь, Вам не знакомо это слово.
- Отнюдь!
- И Вашей вере то не чуждо?!
- Ничуть! Отныне я чужда своей вере!
- Что ж... Ваше право.
Он провел её в соседнюю залу, где в самом углу находилась крохотная кабинка, украшенная резными фигурами и фарфоровыми вставками.
- Это исповедальня, - охотно пояснил, - здесь Вы можете покаяться во всех своих грехах. Только прошу Вас, не задерживайтесь. Я бы предпочёл не оставлять Вас одну надолго.
- О! Поверьте! Это дело пары минут! - воскликнула, поспешно затворяя за собой крохотную дверцу.
И тишина.
Абсолютный мрак рассеивала тонкая нить свечи, уж доживающая свой жалкий срок. По ту сторону завесы кто-то затаился, в ответ вслушивался в дыхание Франчески; она видела тени его, чувствовала чужое присутствие.
- Вот я и здесь, - прошептала, боясь быть услышанной, - всегда презирала вашего бога, теперь стою здесь, в его святыне, надеясь на спасение.
Завеса раскрылась оконными створками, обличая человека, стоящего подле неё.
- Вот и открылись врата ада! Или как вы говорите?! - звучало приветствием, которое, правда, было пропущено мимо ушей.
Эстер застыла перед Франческой в своём новом, безмерно уродующем образе. Её белый румянец сливался с белой шеей и белыми глазами, а чёрная ряса вступала с цветом этим в открытый конфликт.
Северянка молча протянула ей такую же рясу вместе с двумя руками помощи.
- Это мне?! - произнесла с натужным высокомерием. - Приятно.
Роскошное алое платье рухнуло на пол, высвобождая тело.
... Всё красивое не вечно. Пришло время и ему уйти на покой...
Эстер помогла одеться, по-прежнему угрюмая и безмолвная, двигалась поспешно, но до невероятности спокойно. Когда же последние ленты были завязаны, а густые русые пряди скрылись под жёстким платком, обе застыли, вслушиваясь в звуки, доносящиеся снаружи.