Он двигался как-то... неправильно. На выдохе. Оттого приходилось подстраиваться под новый ритм.
... Выдох... Раз... Выдох... Раз... Мышцы шеи вздувались в напряжении...
Вернулись на прежние позиции. Недолгая пауза сменилась скорым движением. Сменились местами пары - продолжился танец.
________________
Осуждение самой себя казалось обоснованным. Со стороны тётушки - неуместным.
- Да, знаю, была не права. Задержалась, - начала было говорить Эстер, предвидя упрёки со стороны старших.
... Если вспомнить, она всегда признавала свою вину и оплошности, но это нисколько не спасало её от ошибок в дальнейшем...
- Значит, ты осознанно уходила из дома в позднее время?! И уроки. Тоже осознанно пропускала?! - Агата не столько злилась, сколько диву давалась.
- Да, - и глаза опустила. Не от стыда, конечно. В тот момент чувствовала себя до крайности бесстыжей, и не даст Бог, кому-то это разглядеть.
- И где ты была?
- На танцах.
- Надеюсь, ты хорошо повеселилась, потому как следующая подобная выходка, и ты безвозвратно отправишься домой, - в свете одиночной керосиновой лампы лицо тёти выглядело особо угрожающим, мало того - остервенелым.
- Я поняла. Больше не повториться, - быть покорной и послушной. В лучшем случае эта неприятность забудется в ближайшие дни.
... Эстер надеялась...
Повисло то самое долгое молчание, говорившее само за себя - лучше скрыться с тетушкиных глаз, пока она в порыве благого гнева не сказала чего лишнего.
По пути в комнату, стоя у лестницы, глаза сами собой застыли на стене, где ранее была обнаружена запертая каморка.
- Можно вопрос? - Эстер бросила косой взгляд через плечо.
Агата, сидевшая на краю дивана, вырвалась из муторных раздумий.
- Раз уж начала, так спрашивай.
- Что в этой комнате?
- Какой? - она с демонстративной усталостью поднесла руку ко лбу.
- Под лестницей.
Тётушка ответила не сразу. Поморщилась. От раздражения или, подбирая слова, чтобы ответить - Эстер не разглядела.
- Так сразу и не вспомнишь, - голос упал на пару тонов. - Наверняка, всякий хлам...
_____________________
Грязь отходила с большим трудом. Отслаивалась, дробилась, размокала, в конечном итоге таяла, уступая место ржавому металлу. Сложнее всего дела обстояли с ножнами. Пыль и песок забились в плетение, в щели рельефного узора и каменных вставок. В ход, было, пошёл перочинный нож, но побоявшись испортить ручную работу, в последний момент Витней отдернул руку.
...Черт...
Вода в ведре быстро помутнела, почернел некогда белый отрез ткани. Жидкая грязь стекала по рукам на пол, влажными следами отпечатывалась на одежде, разводами застыла на коленях.
После очередной неудачной попытки, в порыве отчаяния, Витней пнул ножны в угол комнаты; те с визгом рассекли воздух, дребезжа, ударились о стену. Юноша нервозно стряхивал влагу с рук, растирая заледеневшие ладони, обтер их об оставшийся кусок мешковины. Кожа размякла и покраснела; грязь разъедала старые царапины, трещала под ногтями, зудом и пульсацией отзывалась в кончиках пальцев.
На прикроватной тумбе лежала нетронутая стопка газет. Погода за последние дни сильно испортилась, и с самого утра по крыше стучала холодная морось. Словно песок, она просачивалась внутрь помещения, пропитывала всё кругом тошнотворным речным запахом. Гнилью.
- Пойти? Нет? - Витней огляделся.
В комнате никого. Лишь меч серебрился, скрытый полумраком.
- Продать бы тебя. И жить без мороки, - потупился. - Впрочем, быть того не может. Не может всё быть так гладко. Либо... я не могу стать хоть каплю удачливее, либо ты ничего не стоишь.
Пересёк комнату широким шагом, опустился на корточки, зажимая подмышкой всё ещё облезлые ножны, другой рукой ловко перехватил черенок меча.
- Видел на углу ломбард? Тебе там самое и место!
Блеклое лезвие отразило болезненную улыбку.
- На свалке. Среди хлама.
Собственные глаза мутные, словно подернутые туманом сомнения.
- Не хочешь?! Хочешь обратно? В могилу?
Тишина, лишь мерный стук звучал сквозь неё.
- Отсюда далековато будет... Дай мне время, и я придумаю участь получше. Для тебя... Того и гляди, и для себя.
Витней чувствовал себя разбитым. Днями напролёт корил за бездумность и никак не мог решить, что же делать дальше.
Работать.
Тогда в голову не приходило ничего лучшего. Стоят счёта за комнату в таверне, пустует желудок и карманы, даже возможность вернуться в Междуречье отпала, стоило закончиться последним сбережениям.
Морщинистые перчатки с болью стиснули кожу, плащ просел на плечах, газеты с лёгкостью опустились на дно сумки.