- Гвоздичные, - наконец, распрямил ссутуленные плечи. - Хочешь попробовать?
Юноша лишь пожал плечами.
Сахар. Жженый сахар с лёгкой горечью. На вкус ничего большего, чем муторная сладостная тяжесть.
- Странно, - тут же отдернул сигарету от губ.
- Из ограниченной партии, - с нескрываемой самодовольностью хмыкнул. - Не будь я Отчаянным, вряд ли заполучил бы. Так что? Сделаешь?
Витней коротко кивнул.
- Ну, вот и отлично! А то я поручился за тебя, - развернулся на каблуках сапог. - В общем, - потянулся на носочках. - Мне пора. Всплыли старые дела, на этот раз, куда более весомого рода. Завтрашним вечером мы проводим первую лекцию у площади, в Айдамском саду. Будет время, обязательно приходи. Не сможешь, значит, пересечемся позже. Если буду очень нужен, спрашивай у ребят в приёмной. Удачи! - весело взбросил руку.
Широким, чуть расхлябанным шагом, направился к центральному входу; пару раз оглядывался, повторно махнул рукой; потом резко поник, спрятал руки в карманы, опустил голову, скрывшись в тени собственных волос.
__________
Демонические маски, режущие глаз цвета, громкие лозунги. Отчаянные обещали излечить страну от "чумы".
... Ими же и выдуманной...
Ступив под мощные струи дождя, Витней впервые усомнился в верности своего решения. Впервые поймал себя на мысли о нежелании идти на поводу старых принципов. Впервые, и далеко не в последний раз, с крайней степенью осуждения и сомнения отнёсся к деяниям Отчаянных.
... Не его ума дела и не ему туда соваться...
Давало о себе знать и чувство опаски. Так или иначе, среди Отчаянных было полным-полно "демонов". Кажется, ещё издревле, в Мидории заложили правило сторониться приверженцев многобожья, считая его порождением прогнившего рассудка, великим грехом, символом упаднической души. И всё же ощущение отсечённого выхода не давало пути назад.
... Впрочем, пятиться всё равно было некуда...
Во всём читалось осуждение: в резких порывах ветра, в мимо пролетающих силуэтах, невзначай брошенных взглядах, в лицах гвардейцев. То ли чувство тревоги окончательно заслонило глаза, то ли они действительно всё ведали и знали. Их некогда блестящие, теперь уж, грязные доспехи отразили собственный бледный силуэт, заплывший грязью и мутной водой.
Мерещится.
Листовки летели. Струились меж пальцев, подхватываемые потоком воздуха и руками прихожан. Обмокали от мороси, провисали и таяли. Расплывались чумные маски, соскальзывали лозунги.
... И двадцать один фунт, если подумать, не такие большие деньги...
Стоило рукам опустеть, как Витней в спешке покинул площадь. Свернул с центральной дороги, сбивчивым шагом направился в сторону таверны. Продрогший и промокший по самые кости, он ввалился на порог съёмной комнаты, скрупулёзно сбрасывая мешок с вещами, сырой плащ, забрызганные грязью сапоги. Без сил распластался на кровати, уткнувшись носом в старые простыни, вздыхая их затхлый и нарочито ядреный запах.
Горячая кровь обволакивала расслабленные мышцы, теплом окутала ноги и руки, жаром пульсировала на щеках и висках. Но легче не стало. Усталость сопровождалась смутой и жаждой, и то и другое переборол сон, окончательно растопивший сознание.
Казалось, кратковременная тишина.
Лезвие меча опалило плоть своим мертвенным холодом, заставив мгновенно проснуться. Кромешная тьма глубокой ночи сковала глаза, и Витней не сразу разобрал, где находится.
... И вроде бы, не клал меч у изголовья. Даже близко к кровати не подносил, но тот мирно покоился в складках одеяла, блестел обнажённым лезвием...
Странное состояние. При полном умиротворении и лёгком полусне, сердце колотилось как бешенное, отдаваясь звонки гулом из-под рёбер и ткани затертой рубашки. Жар. Пот струился по лицу кипящей слизью. Дыхание вместе с тем холодное, затрудненное неясной тяготой. Ноги тряслись, когда Витней неуверенно поднялся с кровати.
... Нет. Сотрясался мир вокруг. Покачнулся своим громоздким массивом...
В коридор, соединяющий комнаты в одно, просочился прозрачный свет косообразной луны. Просочился и растаял, вылившись в тягучую дорожку.
Владелец таверны, рябой мужик в изгвазданной рубахе, милостиво отпоил Витнея ромашковым чаем. Проснулся от грохота на лестничной площадке, с ужасов обнаружил постояльца, распластавшимся на порожках, в полубессознательном состоянии и в насквозь вымокшей одежде. Денег за чай брать не стал, зато напомнил о не уплаченном счёте, и всё это с укором во взгляде.
Витней чувствовал себя разбито. Сидел, заслонив лицо руками, боролся с сонливостью и тошнотой. Отчаянно глотал чашку за чашкой горького напитка, холодного, оттого и терпимого.