... Проблемы не решаться, сколько не откладывай и не забывай о них...
Из столовой доносились приглушенные звуки шагов, и Равен постарался как можно тише провернуть ключ в двери. "Хлопок"! И все старания к чертям!
... Редклиф вернулся. По крайней мере, ожидать чьего-либо прихода, кроме как его, не приходилось...
Силуэт отчима навевал тревогу.
Мягкими бесшумными шагами Равен проскочил в гостевую, опрометью взбежал по лестнице, на проломленной ступени запнулся, в ужасе замер. Протяжный скрип оглушил. Разнесся по всему особняку, оставив в тишине лишь малые его уголки.
- Равен?! - оклик прибавил шагам скорости. - Это ты?!
Замки на двери комнаты щёлкнули один за другим, давая волю дыханию.
Витней мирно спал с самым, что ни на есть блаженным выражением лица. Сон его был светел и лёгок, раскинутые руки огибали складки бордового одеяла, босые ноги торчали из-под него, опутанные атласным месивом.
Звук шагов, доносившийся с лестницы, заставил поторопиться. Узлы на лентах распустились, позволяя балдахину распасться, мощным потоком накрыть пространство меж столбиков кровати. Ботинки Витнея Равен запихнул в дальний угол комнаты, туда же последовал вещевой мешок и... меч. С ним пришлось быть особо бережным. Когда с площадки раздался стук, юноша встрепенулся, окинул комнату пристальным взглядом, убеждаясь в полной её непримечательности.
Отперев дверь, Равен медленно потянул её на себя, допуская лишь малейшую щель, сквозь которую виднелся его собственный силуэт и кромешная тьма вокруг. Пальцы замерли у задвижки, готовясь в любой момент захлопнуть её.
- Что надо?! - заговорить первым значило приблизить диалог к его завершению.
Силуэт Редклифа был еле различим. Лишь черты лица, в блеклом алом свете керосиновой лампы: усталые угольные глаза, прямой острый нос, пышные усы, переходящие в щетину; впалые щёки.
- Если ещё раз оставишь парадную дверь открытой, можешь не искать своих вещей. До последней - выброшу всё на помойку! - пустые угрозы.
Запах спирта пронизывал насквозь.
- Рад огорчить тебя, но если ты пришёл, чтобы отчитывать меня, я настолько устал, что даже при полном желании не смогу выслушать очередные упрёки, - сильнее стиснул сруб двери.
- В таком случае, я просто оставлю инструменты на кухонном столе. Думаю, ты знаешь, что с ними делать.
... Ах да, точно, сломанные порожки. Впрочем, до их починки дело никак не доходило. То ли из-за нежелания, то ли по причине собственной криворукости....
- Равен! - голос Витнея вырвал из раздумий.
Сигарета опалила кожу, пепел подобно перу осыпался на подоконник.
- Равен, ты разве не слышишь?! - юноша недоверчиво скривился.
- Что?
- В дверь кто-то звонит. Я бы спустился проверить, но... Сам понимаешь.
И правда.
Пронзительный звон отдавался в голове протяжным гулом, заставил поморщиться от неприятного чувства. Нехватка сна давала о себе знать, причём, так явственно, до боли в мышцах, что Равен начинал сомневаться, а была ли прошлая ночь вообще.
Настороженность - значимая лепта трезвости и бодрства ума была как нельзя к месту, поэтому, открывая парадную дверь, тело пошатнуло новое ощущение. Чуждость. Чуждость и двойственность самого себя самому себе.
На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял Фрэйзер - светловолосый юноша на редкость приятного норова и вида. Высокие скулы подчеркивали правильные черты лица, лишённые той нарочитой неотесанности и небрежности, что так и резала глаз в вороне. Не по погоде светлые тона одежды красили общий вид, располагали и заведомо выставляли в выгодном свете. Единственное, что негативом выбивалось из общей картины - чрезвычайное беспокойство, нашедшее отражение в пустых холодных глазах.
В друзья Фрэй набивался давно; стоило ему вступить в ряды Отчаянных, как он тут же заклеймил Равена своим новоиспечённым товарищем.
... Зря...
Друг из ворона всегда выходил плохой как близким, так и себе самому. Нелюдимый, несговорчивый, вечно критично настроенный, требовательный. К своему же несчастью, Фрэй отличался настойчивостью и доброжелательностью. Здоровался как по расписанию, изо всех сил тянул и без того притянутые разговоры, пропускал мимо ушей колкости. И порой у Равена создавалось впечатление, что это особая форма "гадостности", заключающаяся в излишней любезности.
- Доброе утро, - ворон улыбнулся вовсю ширь своей жалкой душонки, демонстрируя не первой белизны зубы.
... Доброжелательность была первой уступкой...
- Отнюдь не доброе, - в то утро, видимо, все решили отбросить былые принципы и привычки.
... Впрочем, в глазах Равена любое проявление добродушия уже означало беспринципность...