- Есть миллионы других направлений. Выбор, своего рода, бесконечный. Почему именно магия?
- Ты выбрал не лучшее время, чтобы допытываться. Пытаешься сменить тему?!
- Просто ответь! Почему? - Но Равен настаивал с полными серьёзностью глазами.
- Хорошо. - В задумчивости прикусил губу. - По большей части, хотел доказать родителям, что мои детские мечты принесли какие-то плоды. И я и без их помощи смог много добиться.
- И снова. Зачем?
- Что, зачем?
- Зачем доказывать? Ради чего?
- Чтобы... - протянул Витней, подбирая подходящие слова. - Чтобы стать выше в их глазах.
- Зачем?
- Ей Богу, это какая-то дурь!
- Хорошо. Не утруждай себя. Я сам за тебя отвечу. - Равен торжествующе ухмыльнулся. - Всё это, чтобы оказывать влияние. Чтобы не быть пустым местом. Чтобы не оставаться тряпкой, о которую все вытирают ноги. Так что не говори глупостей. Каждое наше действие оправдано желанием получить отклик в глазах окружающих. Отклик. Одобрение. Согласие. Называй, как хочешь! Но именно они позволяют нам влиять, или наоборот - попадать под влияние. Говоришь, оно не в твоём приоритете, тогда сколько бы ты ни пытался, так и останешься нищим.
Вечерело.
Туманный закат укутался перистыми облаками, предвещающими скорые дожди. Купол Тэлума блёклый и совершенно неприметный, в отношении такого же хмурого и выцветшего неба, терялся. Площадь же пестрила сотней горожан, большая часть которых принадлежала к ряду военных и охраны. Остальных стремились выставить за самодельное ограждение, оправдываясь непредсказуемостью и опасностью ситуации. Равена и Витнея эта участь не обошла стороной, несмотря на ярое сопротивление и протест со стороны обоих.
- Что там происходит? Они уже вышли на связь с захватчиками? - первый вцепился рукой в ограждение, не отставал от охранника в серебряных латах, забрасывал его различными вопросами. Но и половине из них не суждено было донестись до чьего-либо слуха. Гул толпы поглотил всё без остатка.
- Убирайтесь! - воин раздирал горло громким, до хрипоты криком. Соратники вторили ему. - Принято решение брать храм приступом! В ваших же...
Голос совсем затих, когда под напором толпы Витней отступился, стиснутый потоком со всех сторон. Преломилось дыхание, боль сковала тело, а разум охватила паника.
___________
Хлипкие лапки, походящие на швейные иглы, погрузились в вязкую плоть. Мухи смаковали загнивающее, порядком опавшее тело, с явным аппетитом, без тени смущения и приличия. Поначалу кто-то из воспитанниц ещё пытался согнать мерзких насекомые, напорству которых можно было лишь позавидовать. Резущий носоглотку запах проступил спустя несколько часов, и даже самая решительно настроенная ученица плаксиво развела руками, со слезами на глазах забилась в угол.
Нет, захватчики и пальцем их не тронули, хотя это и не отменяло оружия в их руках. Кажется, у Отчаянных (а судя по маскам, это были именно они) имелся свой собственный моральный кодекс, представляющий собой сводку гласных и не гласных, обязательных и вторичных, но крайне важных правил. Имело место быть предположение, что обращение с женщинами выносилось отдельным пунктом, с красной и заглавной буквы.
Попытки задавать вопросы претендовали на звание самых глупых и необдуманных поступков.
... Вернее, обдумывались они долго, но до ума так и не доводились...
Вместе с напряжением крепчала боль в ногах. Помнилось, кто-то из воспитанниц пожелал распрямиться, так тут же под дулом револьвера опустился обратно. Более никто и ничего супротив желанию захватчиков не делал. Казалось, нет ничего проще, чем сдавить пальцами курок. Попасть в живую мишень с расстояния полуметра - ещё более простая задача.
Запах пота подмывал всякий здравый смысл, располагал к срочным мерам. Горячий застоявшийся воздух удушал, алым румянцем опалял и без того пылающую кожу. Сырой после ливня корсет насквозь пропитался телесной влагой, острыми краями врезался в кожу. И Эстер попросила кого-то из рядом сидящих девушек распустить шнуровку.
- Вы что?! - как ни старалась говорить тише, недоумение всё равно требовало эмоциональной окраски. - Нельзя! Не принято, чтобы воспитанницы Элозианы...
- Развяжи! - настаивала с мученическим видом.
- Недопустимо!
- Тогда, коли я умру от жары, вина за это преступление ляжет на твои плечи! И поверь мне на слово, этот грех ты никогда не отмолишь!
... Видимо, угроза была пустяшной, раз не подействовала...
Мухи роились над трупом гвардейца. Забирались в ноздри, лапками цеплялись за ресницы, скребя уцелевшие яблоки глаз, то и дело скрывались под свисающей челюстью, погружались в мякоть шеи и живота.