Часто Витнею вспоминалась любительская постановка романа Карлоса де Ферджа "Амелия" совместно с Женской Академией Имени Святого Эйдара. Юноше выпала роль главного злодея и обожателя, воспеваемой в произведении героини, - Филипа. В одной из последних сцен, где дело катилось к трагическому закату, следовала ненавистная Витнею фраза:
"Так уснёшь же ты на века!"
Сам её смысл виделся ужасающим, но для Амелии стал усладой, освобождением от долгих лет плена и страданий. Чего не скажешь об исполняющей роль Кларе. Она пучила на зрителей свои круглые рыбьи глаза, странно причмокнула ртом, после чего поднесла ко лбу маленькую ладошку. И было это столь нелепо и отвратительно, что Витнею хотелось провалиться со стыда. Но зал трепетал, разлился в аплодисментах. Постановка завершилась неуклюжими поклонами, которые маленькие актёры отвешивали во все возможные стороны, качая головами, словно неваляшки. Витней же сухо кивнул, стянул с головы, беспрестанно слезающую на брови шляпу.
Конец.
Сны-сны. Сколько речей о них было сказано? Десятки, сотни. И вот, спустя пару лет, юноша с гордостью мог заявить, что видел первое в своей жизни сновидение. По крайней мере, он бы хотел, чтобы случившееся стало им.
Три каменные стены, выложенные крупным замшелым булыжником, косой срез потолка над крохотным оконцем, откуда вяло пробивался тусклый утренний свет. В завершении картины массивная решетка, изрезанная множеством холодных прутьев вдоль и поперёк.
Витней приподнялся на локтях, с болью оторвал затылок от ребристого, заплывшего дождевой водой пола, огляделся. Хотел было подняться на ноги, но те столь закоченели, что не подчинялись силе воли, остались в прежнем полусогнутом положении. Цепляясь пальцами за выступы стены, он вновь попытался встать. Мышцы спины и рук напряглись до хруста, зашатались под общей тяжестью, и тело безвольным грузом распласталось по полу.
Тишина. Звенящая и скребущаяся у барабанных перепонок. Он зажал уши руками, заглушая тошнотворный звук.
Разодранные в кровь пальцы покрылись толстой багровой коркой, зудели; кожа ладоней походила на глину, потрескавшаяся и закаменевшая, грязь скатывалась с неё комьями, отваливалась целыми пластами, оставляя после себя алые продолговатые следы. Воздух вырывался из ноздрей белыми кубами дыма, и Витней с минуту наблюдал, как тот растворяется во тьме. Снова попробовал пошевелиться.
Колени отозвались болью, с трудом разогнулись; стопы уперлись в стену. Кровь резко прилила к ногам, мышцы чуть оттаяли, отозвались гудением и пульсацией по всему телу.
Подтянувшись к решётке, выглянул наружу. Полумрак. Длинный коридор, уходящий вправо, за ним кованые двери; череда темниц напротив и более ничего.
- Эй! - голос непривычно хриплый. - Здесь есть кто?!
... Кто... Кто... Кто...
Эхо вторило ему, обдало порывом холодного ветра. За стеной послышалась возня, и Витней застыл, убеждаясь в услышанном.
- Эй! - снова крик в пустоту.
- Слышу я, слышу, - ответ привнёс долю спокойствия. А голос... Голос показался на удивление знакомым.
- Д-Даймонд? - дрожь всплыла вместе с неприятным открытием. - Господин Алроуз, это ведь Вы?!
- Он самый, - утомленно и глухо.
Витнею не часто приходилось угождать особам хоть чуточку выше его собственной головы, а потому, спроси его честно и без прикрас, как он относится к последнему из святых Алроузов, юноша бы без робости ответил: он чужд мне. Чужд до неприятия.
Ярый политический деятель, либерал, первый красавец Иллиды, автор нескольких научных работ в области древней литературы и искусства, опытный оратор, основатель нескольких благотворительных организаций и первого молодёжного движения - Отчаянных. При всём при этом: язычник, тиран, в узких кругах ещё и редкостный невежа, братоубийца и предатель. Возлюбленный Франчески, что не делало ему чести. Даймонд не скрывал своих чертей, выставляя их на всеобщий показ, всеми силами своей души, отталкивал от себя окружающих. Не держал в своём окружении лжецов и лицемеров, публично обличая их корыстные намерения; добродетелей, существовавших, будто в укор ему самому, опасливо сторонился. Не любил ни людей, ни себя, но был вынужден идти на поводу у своего народа, его интересы и отстаивал. Свои собственные убеждения оставлял лишь для принятия ключевых решений, не посвящая в них никого, исключая редкостных своих приближенных.
Отчужденный. Скупой. Импульсивный. В завершении совершенно опустошенный и потерявший всякий вкус жизни.