... Десять...
Водная гладь треснула, высвобождая тело с тягучим, глухим шлепком, отпрянула, словно ошпаренная.
Даймонд сидел на берегу, вытянув ноги; утомлённый взгляд его пустых глаз скользил вдоль размытого горизонта, с чрезвычайным напряжением изучал тусклые силуэты зеленеющих деревьев. На звуки шагов Витнея еле шелохнулся, уставился с раздражением и неприязнью.
- Вы... - на секунду слова застряли в глотке. - Вы бы умылись... Хоть...
Ей-Богу, на Даймонда было жутко смотреть! Рана на его щеке растягивалась и покрывалась свежими трещинами стоило "демону" напрячь малейшую мышцу лица. Кровь запеклась на лбу и в волосах, свежими каплями стекала вдоль висков и шеи; начищенный вражеской плоть рог сверкал на свету приторным алым оттенком; карие глаза ещё больше потемнели, впали, утопая в пепельных тенях ресниц. Он степенным шагом подошёл к воде, долго и муторно тоскливо глядел на своё отражение, прежде чем умыться. Кожа его бледная, чуть ли не прозрачная утопала в пламенных разводах, медленно сменяющихся синими пятнами ссадин.
- Необходимо вернуться, - обречённо заключил Витней, - Франческа осталась там.
- Вы разве не заметили?! - Алроуз напряжённо уставился на него.
- О чём Вы?
- Из башни выводили лишь нас двоих, в клетке были только две пары цепей, охраны тоже маловато, да и лошади... Всего-то три. Видимо, часть гвардейцев должна была и вовсе брести пешком. Думаю, Франческу доставили в столицу сразу после захвата лагеря.
- Получается, как ни крути, но наш путь всё равно лежит в Иллиду, - Витней обречённо вздохнул.
- Нет, - Даймонд резко поднялся на ноги, стряхивая влагу с рук.
- Но... Как же... - непонимание и возмущение переполнили чашу. Холодность и безразличие Даймонда пугали.
- Пара дней пути и мы доберёмся до Лазумии. Там я сяду на пароход и более меня ни в Иллиде-на-Медалле, ни в союзе не увидят. Вам бы тоже не помешало вернуться на родину.
- Но Франческа..!
- С каких пор Вас волнует судьба моей невесты?! Придержите язык за зубами. Мне и без того хватает причин сослать Вас на тот свет.
На том и порешили.
... Кажется...
Витней поднимался вдоль холма, как вдруг что-то тяжёлое и твёрдое попалось под ноги. С горем пополам он удержал равновесие, испуганно опустил глаза. И каково было его удивление, когда перед ним во всей своей роскоши предстал потерянный меч. Витней мог бы поклясться, что совсем не рассчитывал на его возвращение, но тот, словно проклятье, настиг своего владельца.
Глава двадцать четвертая. Прах и копоть
...
Нет ценности большей чем то, чего у тебя нет...
...
Тэлума больше нет.
Символ трех великих держав, достояние ни одного поколения многомиллионного народа, главная святыня, жемчужина в истории архитектуры. Теперь остались лишь руины.
То не сон, не дурное видение. Минутное осознание, впорхнувшее в разум диким страхом и недоумением.
- Мы были вынуждены временно покинуть мидорианскую часть Иллиды, - продолжала монахиня, смотря куда-то сквозь Эстер.
- Нам повезло, - в разговор вмешалась молоденькая служанка, - ещё во время захвата Тэлума мы гостили у отца Хьюгварда в Западной Ла-Джини. Боже! Вы бы видели эти просторы. Всё светло и зелено. Невозможно наглядеться! А здесь... Мы прибыли в Иллиду, как только смогли! Вы бы видели тот хаос, что творился на заседании совета! А город! Город! Такое запустенье и ужас, мне всё казалось, что мы вернулись во времена смуты. А потом... Потом... - её голос дрогнул. - Вы и представить себя не можете... Власть до последнего блюла их условия, но так не могло продолжаться вечно! Во время второго приступа эти чудовища пустили храм на воздух. Вы только подумайте, там всё ещё были люди! - она плакала навзрыд, но в тех слезах звучали наигранность и фальшь. - Все воспитанницы Элозианской Академии погибли, как одна!
- Не все... - Эстер невольно дрогнула, вспоминая день захвата храма.
- М? О чём Вы, милочка? - монахиня непонимающе уставилась на неё.
- Я... - северянка мялась. - Я была там... Тогда...
- Быть того не может! - служанка рассмеялась в недоумении, когда монахиня раздражённо прикрикнула на неё:
- Придержать бы тебе язык за зубами!
На том разговор был кончен, но смута на душе так и не улеглась. И Эстер всё представляла руины, некогда величественного здания, видевшегося ей во снах благим знамением.
Лазумийская часть Иллиды-на-Медалле выглядела не по погоде опрятно и по-столичному выдержанно. Песочные её тона перекликались с редкими вкраплениями гладко стриженной зелени и тонкими полосами иссиня-черных бассейнов траншей. Улицы полнились шумом и стрекотом, трещали по швам косые проспекты, прорастало меж домов раскидистое русло Медаллы.