Лукас прыгнул вперед.
Обломанный конец рога с легкостью вонзился в горло громового волка, разорвав глотку и трахею одним ударом. Горячая кровь заструилась из раны, но инерция увлекла Лукаса вперед. Он врезался в падающего зверя с такой силой, что его тело приподнялось.
Они рухнули в снег, взметнув фонтан льда и красных брызг. Лукас выдернул импровизированное оружие и вонзил его снова, пробивая ребра и сердце.
Выпустив рог, Лукас скользнул назад, следя за громовым волком в поисках признаков жизни. В горле пересохло от жажды крови, которая хлестала из ран и стекала по склону между босых ног.
Он опустил голову и глотнул раз, потом другой.
С рычанием заставил себя отойти. Повернувшись, съехал вниз по склону на твердый лед у речного берега. Пробежка по безжалостному холоду вернула некоторую ясность рассудка. Тряся головой, Лукас ударил кулаками об лед. Поверхность треснула, а он бил снова и снова, изо всех сил впечатывая костяшки, пока не добрался до холодной воды внизу.
Лукас окунул голову и плечи в пробитую дыру; он ощущал, словно врезался в стену на полном ходу. Холод оглушил все чувства, вымывая прочь нерассуждающую звериную часть генетической памяти. В пустоте через удушающее желание кровавого голода снова пробился человек.
Жадно хватая воздух, Лукас распростерся на льду; кровь засыхала на его коже, а с неба падал свежий снег. Он посмотрел вверх, на алый след заката, скрывающийся под синевой наступающей ночи, на горсть звезд, ярко сияющих через прорехи в облаках.
— Всеотец… — прошептал он.
Лукас спал.
Высоко над Асахеймом, в полярных областях Фенриса, сумерки — странное время. Ньяль стоял один на выступе скалы, закрыв глаза, ощущая на лице последнее тепло солнца. Небо мерцало глубокой синевой, звезды скрывались за танцем полярного сияния. На краткий срок яркие и резкие лучи касались верхних башен Клыка. Вскоре вращение Фенриса вновь скроет светило за облаками, и сумерки начнутся опять, постепенно превращаясь в полную темноту.
Закаты и рассветы измерялись моментами чистого солнечного света, который падал на герб Волчьего Короля, венчавший высочайшую вершину цитадели. В такие мгновения крепость казалась кораблем в огненном море, и туман поднимался снизу, точно гребни волн, бьющихся о борт.
Порой воины ордена располагались под открытым небом; меланохромы их кожи быстро темнели под интенсивным излучением, пока они распивали эль и возносили почести Небесному Огню. Но сегодня здесь не было никого, и Ньяль созерцал сумерки в одиночку, предчувствуя, что вскоре ему предстоит погрузиться в собственную долгую ночь.
Он вспоминал сезоны огня, когда вулканы и землетрясения разрывали землю и море, рождая новые долины и горы, проглатывая старые. Время разрушения, но также и созидания.
Фенрисийцы не видят в них особых различий. Рождение — лишь начало дороги к смерти, и следует наслаждаться и ценить каждый момент этого пути. Непостоянный мир рождает людей, которые верят лишь в реальность текущего мгновения и признают собственную физическую недолговечность. Только честь, только наследие остаются неизменными.
Ньяль знал о гордой истории своего ордена больше, чем многие другие; саги впечатались в его память так же глубоко, как вырезанные руны на посохе. Череда великих героев, от самого Волчьего Короля и до Логана Гримнара, прославленных в веках умением в бою и мудростью в совете.
Стоя в одиночку на этом уступе, Ньяль чувствовал себя обманщиком. Он ничего не сказал Всадникам Бури о своем затруднении, только о попытке спасти Старую гвардию Булвайфа. Хотел бы он знать, в скольких сагах, которые он знал наизусть, истинным началом служили такие же неудачные обстоятельства.
Но он не мог слишком долго раздумывать о своей глупости. Культура, ценившая важность момента, создавала людей, способных пользоваться представившейся возможностью. Ньялю предстояло нести последствия своей ошибки, но шанс прорваться в Портальный лабиринт превратил неудачу в преимущество.
Вокс-бусина в ухе зажужжала, нарушив ход мыслей. Ньяль открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть высшую точку облачного огня, переход от дня к ночи. На несколько секунд он стоял один среди моря пылающего тумана.
Вокс зажужжал снова, точно надоедливый болотный комар, настойчиво и раздражающе.
— Да? — ответил Ньяль, активировав канал связи звуком своего голоса.
— Наш навигатор прибыл, Зовущий Бурю, — сообщил Вальгарт.
— Хорошо. — По мнению Ньяля, эта новость не настолько срочная, чтобы сержанту понадобилось его вызывать. Что-то не так. — Что-нибудь еще?