Пересекая внутренний двор и направляясь к комнате аббатисы, Жосс с радостью подумал, что здесь все выглядит так, словно он никуда и не уезжал.
Аббатиса тоже тепло поприветствовала его. Она расспросила, что рыцарь делал все это время, и внимательно выслушала рассказ о семье в Аквине и возвращении в Новый Уинноулендз. Жосс, в свою очередь, спросил ее, как обстоят дела в общине Хокенли, и она уверила его, что все идет хорошо.
После недолгой паузы он спросил:
— Эсиллт все еще здесь?
Аббатиса улыбнулась.
— Да. Я ожидала, что вы об этом спросите.
— Могу я увидеть ее?
— Конечно. Вы знаете, где ее найти.
Когда Жосс подходил к двери дома для престарелых, он услышал пение Эсиллт.
«Что ж, — подумал он, — значит, девушка вновь повеселела».
Он вошел, поспешно закрыв за собой дверь, — дул пронизывающий западный ветер — и увидел в дальнем конце просторной комнаты сестру Эмануэль, склоненную над пациентом, который вдыхал пары какого-то горячего снадобья из широкой низкой чаши. Эсиллт складывала чистые покрывала.
Она подняла глаза и заметила рыцаря.
Улыбка медленно преобразила ее лицо, когда Эсиллт, положив выстиранные вещи, подошла и поздоровалась с ним.
— Я обещал, что приду, — мягко сказал Жосс.
— Так и есть, — согласилась она. — Я знала, что однажды вы придете.
Взяв рыцаря за руку, она повела его по комнате, представляя пожилым людям и останавливаясь для беседы возле тех подопечных, кто был достаточно бодр, чтобы поговорить с незнакомцем, и проходя мимо тех, кто мог лишь кивнуть. Одна старая монахиня с добрым лицом, чьи сияющие голубые глаза, казалось, не пропускали ни малейшей детали, взяла руку Эсиллт, сжала ее и, лаская девушку взглядом, сказала Жоссу:
— Она наша радость, эта девушка. Она нежна с нами, как мать. Разве удивительно, что мы любим ее?
Вспыхнув, Эсиллт наклонилась, поцеловала пожелтевшую, в глубоких морщинах, щеку старой женщины и пробормотала что-то похожее на «О, что вы!»
Когда Жосс и Эсиллт закончили обход, они подошли к двери и остановились.
— Значит, ты решила остаться, — проговорил он.
— Да.
— Хорошее решение, Эсиллт.
— Пока, — поспешно добавила она.
— Только пока?
Девушка подняла голову, и рыцарь заглянул в ее ясные глаза. В какое-то мгновение Жосс почувствовал, что читает ее мысли. Эсиллт такая юная, пусть она обрела и потеряла одну любовь, но вне этих стен — целый мир, полный тех, кого она могла полюбить. Неужели ее будущее — остаться взаперти с этими милыми стариками, даже если никто не сможет позаботиться о них лучше?
«Нет, — с грустью подумал он, — нет». Но ни она, ни он не высказали этой мысли. Вместо этого после паузы Эсиллт просто повторила это слово:
— Пока.
Жосс вернулся, чтобы посидеть с аббатисой, которая обещала ему кружку горячего вина. Когда Жосс постучал в дверь и вошел, он уловил аромат пряностей.
— Пахнет чудесно, — заметил он, усаживаясь.
— Вино действительно чудесное, — согласилась аббатиса. Она наполнила оловянный кубок и протянула ему, затем, подняв свой, сказала: — Добро пожаловать снова.
— Благодарю вас. — Рыцарь потягивал вино. — Восхитительно!
Некоторое время они наслаждались горячим душистым напитком.
Потом Жосс осторожно заговорил:
— Боюсь, юная Эсиллт не останется ухаживать за старыми людьми навечно.
— Конечно, нет, — спокойно согласилась аббатиса. — Она выйдет замуж, заведет большую семью, вырастит детей, а потом, если на то будет воля Всевышнего, вспомнит о своем даре и вернется к работе, которую выполняет так хорошо.
— Вы думаете?
Она улыбнулась.
— Я молюсь об этом. Такая женщина, как она, всегда будет нужна.
— Гм… — Он остановился, сделал глоток, затем поинтересовался: — А сестра Калиста? Как она?
— Ах, сестра Калиста! Да. Она одна из самых юных монахинь, когда-либо давших вечные обеты здесь у нас, но я думаю, что была права, разрешив ей принять постриг. Она так счастлива, сэр Жосс!
— Я рад, — просто ответил он. За одной мыслью следовала другая, и он спросил: — Что-нибудь еще произошло вслед за тем делом, летом? Полагаю, Сиф Миллер был отпущен?
— Да, — она нахмурилась. — Не слишком великий повод для ликования, но я слышала, что едва не состоявшееся знакомство с палачом подействовало на него благотворно.
— Что вы хотите этим сказать?
— Это побудило его исправиться. — Элевайз вздохнула. — И нам остается только молиться, чтобы эти изменения в лучшую сторону сохранились навсегда. Но у меня на этот счет сомнения.
— Имейте веру, аббатиса, — с напускной строгостью заметил он.
Ее брови взлетели вверх.
— Я имею, сэр Жосс. А еще у меня есть опыт.
— Ах, да, — он склонил голову. Затем, возвращаясь к теме их разговора, спросил: — Думаю, других арестов в связи с теми двумя смертями не было?
— Тремя смертями, — поправила она.
— Да, тремя.
На какое-то время Жосс забыл о Тобиасе и бедной Петронилле в ее недавнем вдовстве.
— Нет, больше никаких арестов. Шериф Пелем был доволен выводом, что Лесные люди убили Хамма Робинсона, а Эсиллт рассказала ему, что Тобиас зарезал Юэна Ашера. Поскольку первые к тому времени уже были в сотнях миль, а второй — еще дальше от рук шерифа, он мало что может сделать.
— Все так, — пробормотал Жосс.
Внезапно перед его глазами возникла картина: красивый молодой человек с соколом на запястье выезжает из леса солнечным летним утром. «Тобиас, — подумал он, — не дал ни малейшего повода подозревать, что был не тем, за кого себя выдавал. А выдавал он себя за жизнерадостного парня, наслаждавшегося утренней соколиной охотой. Хотя лишь несколькими часами раньше он занимался любовью со своей женщиной и заколол кинжалом несчастного беднягу, который случайно помешал им». Другая мысль поразила его.
— Ну, конечно же! — пробормотал он.
— Сэр Жосс?
— Я только что думал о Тобиасе. В то утро, после того как мы нашли тело Юэна Ашера, я встретил его.
— В самом деле?
— Да. Я всегда недоумевал, что он делал там, и решил, что он, как бы это выразиться, пустил нам пыль в глаза. Тем, что он был прямо там, так близко к месту убийства, он словно пытался убедить нас, что не имеет к этому никакого отношения.
— Очень хорошая идея, — отозвалась аббатиса. — Тем более, что это сработало.
— Да. — Жосс проигнорировал ее мягкую иронию. — Но, аббатиса, причина в другом!
— В другом?
— Да. Помните, как Эсиллт была одета? Или, точнее, не одета? У нее не было ничего на голове, и…
— Да, я помню.
Жосс прочитал в ее прохладном тоне мягкий упрек: нужно ли говорить о подобных вещах? Но он знал, что делает.
— Аббатиса, а вы не задумывались, что сталось с недостающей одеждой Эсиллт? Он…
— Тобиас вернулся, чтобы забрать ее! — закончила Элевайз за него. В ее голосе слышалось волнение, вся холодность улетучилась. — Ну, конечно! Представляю, что было бы, если б рядом с телом бедняги Юэна нашли женскую одежду! Все сразу узнали бы, что накидка и прочее принадлежит Эсиллт, а потом вышли бы на Тобиаса, который был ее любовником и снял с нее все это.
— Да, да, — задумчиво говорил Жосс. Взглянув на аббатису, он неуверенно продолжил: — Я не могу не думать, аббатиса, что, может быть, это к лучшему, что все случилось именно так.
Она долго смотрела ему в глаза. Потом ответила:
— И я.
— Гм… Но иногда меня тянет рассказать кому-нибудь, что мы видели, там, на поляне. Полагаю, это исключительно оттого, что я знаю: этого делать нельзя.
— В самом деле? — Кажется, признание рыцаря ее позабавило. — А меня не тянет. — Она остановилась. — К тому же, — продолжила она спокойно, — я уже все рассказала.
— Что?
«О Боже мой! — подумал он, — неужели это правда? Неужели Элевайз нарушила клятву, данную Наставнице? И теперь между лопатками всегда будет зуд от предчувствия умело брошенного дротика с кремниевым наконечником?»