«Не бойтесь! – моряк усмехнулся в ответ, —
Лишь раз – но тому уж с десяток лет —
Тонула здесь лодка с зерном…»
Тревога мелькнула у лорда в глазах,
Мгновенно припомнил он,
Как ползал пред ним на коленях рыбак,
Отчаяньем ослеплен.
«Ты взял мою жизнь! – Терье Викен
вскричал. —
Ты в смерти семьи виноват!
Теперь мы сочтемся, мой час настал!»
И тут на колени пред лоцманом стал
Британец-аристократ.
Но Терье стоял, на весло опершись,
Как в юности, строен и прям,
Глаза его странною силой зажглись
И ветер гулял по кудрям.
«Ты помнишь, как шел твой надменный корвет
Победно, на всех парусах,
Ты был и спокоен, и сыт, и одет,
Тебя забавляло, что хлеба нет
В убогих рыбачьих домах…
Миледи твоя прекрасней весны
И руки, как шелк, у нее,
Грубей были руки моей жены,
Но в них было счастье мое…
Дочурка твоя синеглаза, бела,
Кудрява, как ангелок, —
Моя – побледней и попроще была,
Понравиться каждому вряд ли могла,
Но я ее нежно берег…
Владел я сокровищем самым большим,
Ценимым выше всего,
Я жил, и дышал, и гордился им,
А ты – уничтожил его!
Но срок расквитаться с тобою настал:
Ты тоже припомнишь сейчас,
Как счастье свое я напрасно спасал,
Седым за несколько лет я стал,
Ты станешь седым за час!»
Он за руки мать и ребенка берет,
Он мрачен, суров и тверд:
«Спокойно! Ни с места! Ни шагу вперед!
Ты их потеряешь, милорд!»
Британец рванулся и помертвел,
Не в силах страх превозмочь,
На лоцмана молча он дико глядел:
Свершилась расплата – и он поседел
За эту короткую ночь.
Но Терье лицом и душой просиял,
От сердца его отлегло,
Он руки ребенка поцеловал
И вдруг улыбнулся светло.
И громко сказал он: «Свободен я!
Как радостно стало жить!
Теперь Терье Викену все друзья,
Теперь не клокочет уж кровь моя
Мучительной жаждой отмстить!
За долгие годы в тюремной тоске
Я высох умом и душой,
Как стебель, растоптанный на песке;
Но ныне – мы квиты с тобой!
Я все тебе отдал, чем был богат,
Я честно тебе заплатил,
Пусть был я сегодня с тобой грубоват, —
Не сетуй: уж в этом сам Бог виноват —
Таким он меня сотворил!»
Наутро узнали, что яхта цела,
Что все спасены притом,
О Терье Викене слава пошла
В народе из дома в дом.
Никто о случившемся ночью не знал,
Но начали все замечать,
Что Терье веселым и бодрым стал,
Тот нрав, что в плену он совсем потерял,
Как будто обрел он опять.
И лорд, и миледи, прощаясь, вошли
В убогий рыбачий дом
И лоцмана крепкие руки трясли,
Признав спасителя в нем.
И Терье им дружески руки потряс,
Дитя по кудрям потрепал.
«Признаюсь вам: вот кто поистине спас
От страшной минуты меня и вас!» —
Он тихо и просто сказал.
Вот яхта, Хеснессунн проходя,
Норвежский подняла флаг,
Там дикий прибой, ничего не щадя,
Кипел на белых камнях.
Рукой по глазам Терье Викен провел —
Покончено с долгим сном:
«Всего я лишился и все приобрел,
И если ты, Боже, меня нашел,
Спасибо тебе на том!»
Таким я видал его: в город он
Богатый привез улов.
Он был, несмотря на седины, силен,
и весел, и бодр, и здоров.
Он девушек словом смущал озорным,
С юнцами, как равный, шутил,
Он в лодку садился прыжком одним
И, парус поставив, отважно под ним
В морскую даль уходил.
У церкви Фьере могила есть —
Открыта ветрам она,
Ни дерева нет, ни ограды здесь,
Но надпись на камне видна.
Одиннадцать букв: «Терье Вийкен» и год