Ничего не ответила серебряная луна, спряталась за облако.
Спросил Гундыр золотое солнце:
— Ты весь день ходишь по небу и весь день смотришь на землю. Скажи, где укрылись Ошъяс и Мизя с женами и детьми и с братом Кудымом?
Ничего не ответило солнце, только покатилось быстрее по своей небесной дороге.
Тогда Гундыр послал на поиски братьев черного коршуна.
Взлетел черный коршун под облака и увидел, что братья Ошъяс и Мизя с женами, детьми и Кудымом идут через холмы и долины прямо на восход солнца, к родным землям.
Взмахнул коршун черными крыльями, заслонил солнечный свет, закрыл путь на восход солнца, схватил ослушников-беглецов в цепкие когти и понес их назад.
На этот раз коршун занес их еще дальше.
А чтобы братья не вздумали опять возвратиться, бросил коршун поперек пути, ведущего в теплые земли, перо из своего хвоста.
Там, где упало перо, поднялись высокие горы и покрылись непроходимым лесом.
Высокие поднялись горы; густые, бескрайние встали леса.
Когда коршун улетел, Ошъяс взял топор и начал прорубать в непроходимом лесу тропу на восход солнца, к родимым землям.
Целый день валил он деревья и рубил цепкие кусты, а когда к ночи из усталых рук выпал топор, оглянулся Ошъяс назад. И увидел он, что за весь день прорубил тропу длиной в десять шагов.
На другой день взялся за топор Мизя.
Проложил Мизя тропу дальше еще на десять шагов.
Густы и широки леса — сто жизней надо, чтобы прорубить тропу из холодных лесов до теплых земель.
И остались братья жить там, куда занес их черный коршун.
Назывался народ Ошъяса, Мизи и Кудыма народом коми; потому и лесной безымянный край, куда занес их коршун, братья назвали Комму, что значит Земля народа коми.
Среди густого леса на берегу реки они поставили шалаши из густых еловых ветвей, а с наступлением зимы вырыли себе жилища в земле.
Ошъяс и Мизя сначала совсем было пали духом: испугали их дремучие леса без дорог и без троп, испугали черные болота, осенняя непогода и зимняя стужа.
Но не злой мачехой, а родной матушкой приняла Ошъяса, Мизю и Кудыма лесная дальняя сторона.
Неплодородны студеные подкаменные земли, но на южных склонах холмов все же родила эта земля хлеб сам-пят, а в иных местах и сам-десять.
Вырубили люди лес на ближнем холме, выкорчевали пни и распахали поле.
Велик был труд, да невелика, неширока получилась эта пашня.
На другой год свели лес на другом холме, распахали другое поле, на третий — третье…
Было в лесах много зверей: бобры и соболи, горностаи и лисы, белки и росомахи, олени и лоси, волки и медведи — и несчетно-невиданно разной птицы.
Богатая добыча ожидала здесь охотника и в осеннее, и в зимнее лесованье.
Проложили люди охотничьи тропы, сначала в ближних лесах, потом в дальних.
Так прошло много лет.
Состарились Ошъяс и Мизя, и выросли их дети и внуки, и вырос их младший брат Кудым.
Состарились Ошъяс и Мизя. Не столько годы состарили их, сколько заботы и нелегкий, непривычный охотничий труд. Бывало, иной раз не под силу становилось им гнать хитрого дикого зверя по черному лесу да топким болотам, боязно было слушать хохот злых лесных духов в непроглядной ночной темноте, страшно из дому выйти, когда бог холодных ветров чуткоухий Войпель грозовой бурей крушит и ломает деревья в чаще.
А Кудым с малых лет рос среди леса.
Всем сердцем полюбил он эти лесные места — и дремучую, темную тайгу — парму, и стройные сосновые боры — яги, и светлые березняки — расы.
Не пугали его лесные и водяные духи; звезды, солнце и деревья указывали ему путь в бездорожных чащах; и не знал он устали ни в осеннем, ни в зимнем лесованье, ни в рыбном промысле.
По всем лесам охотился Кудым — и вблизи и вдали от родного селения; и повсюду бродил он, не боясь никого, как бродит по лесам, не боясь никого, могучий хозяин леса — медведь.
И поэтому люди прозвали его Кудым Ош, что значит Кудым Медведь.
Однажды Кудым Ош возвращался с охоты. Захотелось ему пить, и он спустился с высокого берега к светлой реке.
Наклонился Кудым Ош над водой и увидел в спокойной воде свое отражение. Увидал он морщины на лбу, морщины у глаз и серебристую седину в густой бороде.
Зачерпнул Кудым Ош воды, напился.
«Улетает молодость белым лебедем, близок вечер моей жизни…» — с грустью подумал Кудым Ош; и припомнилась ему песня, которую пели умудренные жизнью старые женщины его народа: