Перегрин был высок, темноволос, в его внешности и манерах проскальзывало что-то мальчишеское. Невысокий рыжеволосый Джереми держался грубовато, пряча под нарочитой суровостью влюбчивость и душевную ранимость. Они были ровесниками, обоим исполнилось двадцать семь. Квартира, которую они снимали, находилась на последнем этаже бывшего склада на восточном берегу Темзы. Именно из окна квартиры примерно неделю назад Перегрин, на досуге разглядывая в бинокль окрестности, заметил здание «Дельфина», догадался о его предназначении и вычислил местонахождение старого театра.
— Мне и сейчас нравится на него смотреть, — сказал он, подходя к окну. — Вон он. Я провел там самые жуткие полчаса в моей жизни, меня должно воротить от него, как черта от ладана, но я же люблю его еще больше, чем прежде. Знаешь, если Кондукис снесет «Дельфин», честное слово, я не смогу здесь оставаться, не выдержу такого зрелища.
— Может, устроить засаду и броситься ему в ноги с воплями: «О, сэр, будьте так добры, пощадите «Дельфин», умоляем вас!»
— Я могу тебе точно сказать, какова будет реакция. Он отвернется от нас, как от смердящих попрошаек, и скажет своим загробным голосом, что ничего не смыслит в таких делах.
— Интересно, сколько это может стоить?
— Реставрация? Наверняка сотни тысяч, — мрачно ответил Перегрин. — Интересно, думали ли об этом в Управлении государственными театрами. И вообще, кому-нибудь приходила в голову такая идея? Существует ли какое-нибудь общество по охране древних памятников?
— Существует. Но «я ничего не смыслю в таких делах», — насмешливо напомнил Джереми и занялся макетом.
С некоторой долей сожаления, в котором он бы и под пыткой не признался, Перегрин начал укладывать вещи мистера Кондукиса. Костюм из черного как уголь твида, был сшит потрясающим портным. Перегрин выстирал и выгладил носки, белье, рубашку, которые он носил в течение сорока минут, и взял у Джереми коробку, предназначавшуюся для упаковки макета.
— Я найму посыльного, — сказал он.
— Это еще зачем?
— Не знаю. Мне неудобно тащиться самому.
— Все, что от тебя требуется, — отдать коробку расфуфыренному лакею.
— Я буду чувствовать себя идиотом.
— Сдурел, — отозвался немногословный Джереми.
— Я не хочу туда возвращаться. Все было так странно. Необыкновенно, конечно, но в то же время как-то страшновато. Этакая сказка на современный лад.
— Ошалевший молодой драматург и добросердечный отшельник.
— Не знаю, добросердечен ли мистер Кондукис, но должен признать, что действительно ошалел, увидев перчатку. Знаешь что?
— Что?
— В связи с перчаткой у меня возникла идея.
— Надо же. И что за идея?
— Пьесы. Я не хочу ее сейчас обсуждать.
— И не надо раньше времени болтать, — согласился Джереми. — Разговорами можно все загубить.
— Золотые слова.
Оба замолчали. Снизу послышалось металлическое позвякивание почтового ящика.
— Почту принесли, — заметил Джереми.
— Вряд ли что-нибудь есть для нас.
— Счета.
— Глядеть на них не хочу. Мне страшно, — вздохнул Перегрин.
— А может, там письмо от мистера Кондукиса с предложением усыновить тебя.
— Ха-ха-ха.
— Пойди и посмотри, — сказал Джереми. — Ты действуешь на нервы своим нытьем. Пробежка вниз по лестнице и обратно пойдет тебе на пользу.
Перегрин дважды прошелся по комнате и рассеянно вышел за дверь. Он медленно спустился по скрипучей лестнице и сунул руку в почтовый ящик. Там лежали три счета (два из них предназначались лично ему) и письмо. На конверте было отпечатано: «Перегрину Джею, эсквайру. Послано с нарочным».
Сам не зная почему, Перегрин не вскрыл конверт сразу. Он вышел на улицу и побрел по почти пустынному тротуару, пока не дошел до проема между домами, откуда был виден Саутуорк. Впоследствии он говорил, что в тот момент его муза-потаскушка, как он любил ее называть, ерошила длинными ногтями его волосы. Перегрин стоял, тупо уставясь на склад, за которым маячил «Дельфин». Возможно, там же располагалась контора братьев Фипс, где работал давешний малый с масленкой, Джоббинс. Ветер с реки дул Перегрину прямо в лицо. Ниже по течению раздались гудки. И почему, вдруг заинтересовался Перегрин, все речники начинают гудеть одновременно? Правую руку он держал в кармане пиджака, перебирая пальцами письмо.
Со странным предчувствием удивительных перемен он резким движением вытащил письмо из кармана и вскрыл конверт.
Пятью минутами позже Джереми услышал грохот входной двери и топот по лестнице. Перегрин появился бледный как смерть и явно лишившийся дара речи.
— Господи, ну теперь-то что стряслось? — изумился Джереми. — Кондукис попытался тебя похитить?
Перегрин сунул ему в руку письмо.
— Вот, — сказал он. — Прочти, черт возьми.
«Уважаемый мистер Джей, — прочел Джереми. — Мистер В. М. Дж. Кондукис поручил мне уведомить вас о том, что он заинтересовался вопросом о театре «Дельфин», предмете вашей с ним сегодняшней беседы. Мистер Кондукис хотел бы обсудить вопрос в деталях. С этой целью он предлагает вам явиться в контору фирмы «Консолитейтид Ойлс» для переговоров с мистером С. Гринслейдом, которому поручено заниматься этим вопросом. Адрес фирмы и сопроводительная записка прилагаются.
Я взял на себя смелость назначить вашу встречу с мистером Гринслейдом на завтра (в среду) в 11.30. Если это время вас не устраивает, будьте добры позвонить секретарю мистера Гринслейда сегодня до 5.30 вечера.
Мистер Кондукис просил меня убедить вас не беспокоиться о предметах гардероба, которые он был рад предложить вам после крайне неприятного инцидента, ответственность за который, по искреннему убеждению мистера Кондукиса, лежит исключительно на нем. Он понимает, что ваши вещи безнадежно испорчены, и надеется, что вы позволите ему компенсировать ваши потери таким образом, хотя полностью осознает небезупречность подобного жеста. Одежда, между прочим, совершенно новая. Однако, если у вас возникнут иные соображения, мистер Кондукис готов возместить вам убытки более общепринятым способом.
Мистер Кондукис не будет вступать с вами в прямые контакты по поводу проблем, которые могут возникнуть в связи с театром «Дельфин», и не желает, чтобы его беспокоили по этому делу. Мистер Гринслейд наделен всеми полномочиями для ведения переговоров на всех уровнях.
С уважением, искренне ваш
М. Смайтимен
(личный секретарь мистера Кондукиса)»
— Быть такого не может, — произнес Джереми, гладя из-под очков.
— Может. Ты ведь сам видишь.
Джереми перечел письмо.
— Ладно, — сказал он, — по крайней мере, он не желает тебя видеть. Мы возвели на него напраслину.
— Слава богу, мне не придется встречаться с ним.
— Ты, видно, был потрясающе красноречив, мой бедный Перегрин.
— Не помню, но похоже на то. К тому же я был под мухой.
— Сдается мне, — вдруг ни с того ни с сего брякнул Джереми, — он однажды пережил кораблекрушение.
— Кто?
— Кондукис, балда. Кто же еще? На своей яхте.
— Его яхта называлась «Каллиопой»?
— Именно. Она затонула, я точно знаю.
— Возможно, неприятность со мной напомнила ему о пережитом.
— Послушай, — сказал Джереми, — с чего это мы так разволновались? Что, собственно, происходит? Ты осматривал разрушенный театр, упал в гнилую жижу, из которой тебя извлек владелец здания, оказавшийся мультимиллионером. Ты в своей незамысловатой манере произнес речь о необычайных достоинствах «Дельфина», а богач задумался, не выгоднее ли использовать здание, чем просто его снести, и направил тебя к одному из своих клевретов. Из-за чего дергаться-то?
— Любопытно, понравился бы мне М. Смайтимен, если бы я с ним познакомился, и не ополчусь ли я на С. Гринслейда с первой же секунды. Или он на меня.