Первыми подошли ко кресту генерал и его денщик – они вместе уходили на фронт. Священник благословил обоих, окропив их святой водой. Затем ко кресту подошли сыновья, генеральша, тётя Анна Валериановна, Мила, а затем и прислуга в порядке старшинства.
За молебном последовал торжественный поздний завтрак, где присутствовала исключительно только семья.
Перед отъездом генерал обратился «со словом» к семье:
– Дорогие мои! Уходя на войну, я покидаю всех вас со спокойным сердцем. Сам я радостно готов умереть за Царя и Отечество. Завещаю это и вам, дорогие мои сыновья! Сражаться мужественно – долг перед родиной прежде всего. Для неё не щадите себя. Она много дала нам. Помните, нет более завидной смерти, как смерть на посту, для солдата – в сражении.
Если продолжится война – на всё Божья воля! – возможно, мы все трое не вернёмся домой. Тогда вы, дорогие наши женщины, не горюйте без меры, не убивайтесь в печали, не жалуйтесь на свою судьбу и не сожалейте о нашей. Много радости мы имели от жизни здесь, в доме предков, в милой нашей «Усладе».
Моя дорогая жена, вспомни, что я сказал тебе в день нашей свадьбы: солдат принадлежит не жене, а отчизне.
Он поцеловал руку генеральши, и она слабой, бледной улыбкой улыбнулась ему.
– Материальных затруднений у вас не будет, – продолжал он, – за это я спокоен. Имение и деньги – всё оставляю в порядке. Наш поверенный будет вам советчиком. Но. если случится Божье попущение и немцы дойдут до наших мест, уезжайте заранее, бросьте всё и ничего не бойтесь: царь не оставит моё семейство без помощи и поддержки.
Если будут неудачи войны, не смущайтесь ни на минуту: у России есть и всегда будут верные сыны, и она не погибнет. Это помните: Россия не погибнет!
Итак, я уезжаю с миром в душе, и вы, дорогие, оставайтесь с таким же миром и с непоколебимой верой в Бога, что б ни случилось.
Исполним наш долг, как его исполняли наши предки, на остальное – Божья воля.
Генерал встал, посмотрел на часы:
– Пожалуй, время проститься.
Первою за ним поднялась жена. Она вдруг показалась высокой-высокой. Её лицо было торжественно, почти сурово. Твёрдой, прямой походкой она подошла к мужу, и он шёл ей навстречу – и они протянули друг другу руки. Так они стояли несколько мгновений, молча. Перед ними пронеслась их долгая, верная, счастливая совместная жизнь. Она была светлая-светлая, без слёз, без лжи, без обманов.
Генеральша, высоко подняв руку, широким крестом трижды благословила мужа. Они трижды поцеловались, молча, без единого слова. Также он попрощался с сестрою и затем сказал:
– Пойди ко мне, Мила! Ты одна, моя маленькая, за кого болит моё сердце. Но с тобою мама и тётя, даст Бог и братья вернутся с войны и будут тебе защитниками в жизни. – Его голос дрогнул. – … Они заменят тебе отца.
Он помолчал.
– Ну-с, а теперь улыбнёмся все друг другу, вспомним нашу прошлую счастливую жизнь и мужественно пойдём встречать будущее.
Он сказал это так бодро и просто – всем стало легко на сердце.
– И позовите слуг.
Те уже ждали за дверью. Они – по очереди – подходили к генералу прощаться. Он обнимал старых, пожимая руки тем, кто помоложе.
– Не оставляйте моё семейство, – повторял он. – Я на вас полагаюсь.
Вперёд выступил конюх. Кашлянув в кулак, он произнёс:
– Ожидать будем вас домой, ваше превосходительство! О конях же и не думайте: сберегу! Прибудете обратно и ещё поездите верхом на Мартышке.
– Офицер императорской армии не должен идти в бой с намерением вернуться, – улыбнулся ему генерал.
И тут вдруг внезапно завопила, заголосила, запричитала по-деревенски кухарка Мавра Кондратьевна:
Так высоким фальцетом она «пела-плакала». В этом мотиве – плаче многих русских столетий, миллионов солдатских покинутых жён – зазвучало нечто, что всех заставило вздрогнуть и чему-то ужаснуться.
Генерал подошёл к ней и похлопал её по плечу:
– Успокойтесь, Мавра Кондратьевна!
В эту минуту вошёл слуга:
– Лошади поданы, ваше превосходительство.
На миг поднялась суматоха. Генерал ещё раз поцеловал родных, ещё раз просил слуг беречь «Усладу» и его семью. Мила с криком бросилась к отцу на шею. Тётя Анна Валериановна отвела её твёрдой рукой.
– Оставь! Не время плакать.
Но когда генерал и его денщик сели на лошадей и отъехали в штаб дивизии, чтобы с дивизией двинуться на фронт, это тётя первая, всплеснув руками, вскрикнула: «Боже мой!» С той необъяснимой уверенностью, которая иногда вдруг поднимается в сердце, она почувствовала, что никогда больше не увидит брата. Он ушёл – и больше не вернётся. Он не войдёт в эту дверь, она не увидит его. Пусто будет его место за столом. «Услада» потеряет хозяина. Он будет по временам лишь возникать – летучий образ – в памяти родных.