— Ой, ли! — засомневался Эрлих. — Вы молодая красивая женщина, неужели никто и никогда при вас не упоминал о создании такой организации в городе? Родители ваших учеников, ваши поклонники…
— У меня нет поклонников…
— Значит родители.
— Никто не упоминал! Мне нечем вам помочь! — спокойно произнесла Татьяна, внутренне она уже приготовилась к смерти. Наступило какое-то внутреннее отупение. Организм включил защиту против стресса, и вместо града слез, Сатина ничего не испытала. В душе, на сердце была пустота и смирение.
— Жаль…Очень жаль, — покачала головой Бааде. Может, где-то далеко внутри, ему было и жаль эту учительницу, но долг обязывал поступать его именно так, как он и собирался. — Я все же надеялся, что вы будет настолько благоразумны, что решите мне помочь. Жаль… — повторил он, поворачиваясь к замершему возле входа в камеру Шпигелю. — Клаус, к обеду на центральной площади города должна быть подготовлена виселица для этой коммунистки!
— Есть, герр комендант! — вытянулся в струнку начальник тайной полиции.
— За ее транспортировку к месту казни отвечаете лично вы своей головой. Это понятно?
— Да, господин, Бааде!
— Вот и отлично! — обрадовался Эрлих. — Поверьте, моя дорогая, мне очень вас жаль, но долг…Долг превыше всего!
Вскоре комендант города покинул тюрьму. Шпигель подкинул его до комендатуры, сам, отправившись, готовиться к завтрашней показательной казни. На пороге его встретил встревоженный Герхард.
— Я уже начала беспокоиться, герр комендант.
— Движение по железной дороге восстановили? — быстро спросил Эрлих, умываясь из поданного кувшина с прохладной водой. Одной рукой это делать было несподручно. Кряхтя и морщившись, ему это удалось.
— Так точно! Только что доложили. Первый эшелон итальянцев прибыл под разгрузку.
— Отлично! А что этот макаронник Бруно Виери? Звонил?
— Оборвал всю телефонную связь. Требовал вас…
— А ты?
— Я сказал, что вы еще не освободились.
— Замечательно, Герхард, — похвалил своего адъютанта Бааде, — так же скажешь ему и в следующий раз. Завтра нам предстоит очень тяжелый день, нам понадобится много сил, а последние часы сна я не хочу тратить, слушая вопли этого придурковатого итальянца, — произнес комендант, устраиваясь поудобнее на твердом диване, стараясь лечь так, чтобы не задеть случайно раненую руку. Герхард заботливо укрыл его одеялом.
— Во сколько вас разбудить? — спросил он, когда комендант города прикрыл глаза и засопел простуженным носом.
— Где-то в девять, Герхард. В десять я уже должен быть молодцом! — произнес Эрлих и провалился в липкое забытье.
14
Серые предрассветные сумерки закрылись в окошко избы Подерягиных, заглянув внутрь. Прокукарекал в сарае петух, играя побудку. Акулина заворочалась на печи, намериваясь просыпаться, чтобы справиться по хозяйству. Ганс и Вилли, обнявшись, спали на твердой лавке, негромко похрапывая. Дед Федор осторожно, чтобы никого не разбудить встал со своего места, пробираясь к выходу.
— Вы куда, бать? — спросонья спросила невестка, протирая глаза.
— До ветру… — буркнул старик, хватая крючковатый костыль. — Спи еще!
После душной горницы на улице было довольно прохладно. Федор Алексеевич поежился от побежавших по крепкой спине мурашек. Накинул вчерашний костюм, заляпанный грязью, а потому брошенный в сенцах. Попробовал застегнуться, но нескольких пуговиц на нем так и не обнаружил. Видать, вчера во время их бегства с партизанами где-то за ветку зацепился. Махнул рукой с сожалением на него, запахнув обе полы поплотнее.
Собака Жучка возле будки лениво приоткрыла один глаз, наблюдая за хозяином. Когда поняла, что ничего съестного он ей не несет, и вовсе, гремя цепью, забралась в будку.
— Говоров! — позвал тихо дед Федор командира партизанского отряда, приоткрывая дверь сарая. — Тарас Павлович! — окликнул он бывшего нквдэшника.
В сене завозились. Стог зашуршал, и из-под него стали выползать ребятишки. Заспанные, измазанные, как и он, засохшей грязью.
— Здорово ночевали, ребятня! — поздоровался Подерягин, осматриваясь по сторонам. Никого чуть свет не вынесло ли на улицу. Никто не сможет ли подглядеть за тем, как будут уходить партизаны.
— Доброе утро! — Настена быстро переплела свою короткую косу, спрятав ее под серый берет. Рядом Вениамин и Пашка вместе с Говоровым приводили себя в порядок.
— Подремать хоть удалось? — спросил их Федор, помогая им отряхнуться.
— Всю ночь гудело, тарахтело в стороне железки. Немцы восстановили линию, наверное, — то ли спросил, то ли решил Говоров.