Когда расходились, порядком окосев, один из безденежных спросил у Джорджа: «Что, теперь будут брать взносы?» Ричард был начеку и не дал развернуться частной дискуссии между Джорджем и этим кретином, но с глазу на глаз Джордж потребовал объяснений, и Ричарду пришлось сказать правду. Он думал, что Джордж его изобьет. Джордж себя сдержал, обошлось без кулаков, однако он сделал ему внушение и пригрозил отлучением от своей особы, если это повторится. И приказал вернуть деньги пострадавшим, что Ричард и сделал на следующем заседании.
Собственно говоря, клуб не давал ему никаких выгод, кроме дружбы с Джорджем. И если эта дружба перестанет приносить пользу, Ричард решил прикрыть говорильню. Ему до чертей надоело слушать братьев Полубрянских, которые страдали явным недержанием речи. Они так нудно разглагольствовали о преимуществах западной демократии, о правах человека и о великом значении свободы слова, что даже он, Ричард, один из основателей клуба, совершенно озверев от зеленой тоски во время речи старшего из Полубрянских, не выдержал. Он постучал зажигалкой по бокалу и сказал, что клуб потому и называется «Дискуссия», что в нем имеет право говорить не кто-то один, а каждый. Джордж одернул его, напомнив, что старшему Полубрянскому было поручено сделать доклад, а после все они будут участвовать в обсуждении. Нет, человеку деловому, которому надо зарабатывать деньги, с трепачами не по пути.
Было два способа обеспечить себе прожиточный минимум. Во-первых, Ричарду давно предлагают место в диком оркестре, который халтурит по ресторанам, свадьбам и на танцплощадках. Он прекрасно играет на гитаре, и работенка веселая. Но все-таки работенка, а ему ужасно не хотелось тратить время, да еще вечернее, на какую бы то ни было полезную деятельность. По вечерам он привык потреблять ресторанную музыку, а не производить ее. Так что этот способ он оставлял на самый черный день, когда придется жить на сотню в месяц, которую ему выдают из зарплаты родителей.
Второй способ представлялся значительно более привлекательным. Как-то Ричард на почве ночных поисков спиртного познакомился у Казанского вокзала с толковым парнем. Ричард искал водку для себя, а этот парень — для своих жильцов, сам же был трезвый, как зеркальце. У него фатер и муттер тоже были в длительной командировке. Чтобы квартира не простаивала зря, он придумал сдавать ее приезжим. Жильцов до смешного легко найти в любое время дня и ночи и в любое время года в любой гостинице, в аэропортах и на вокзалах. Он вскоре научился с одного взгляда, даже со спины, выбирать денежных постояльцев. А теперь ему и не надо никого искать, потому что клиентуру поставляют сами жильцы. Один дает адрес другому, другой — третьему. И пьешь бесплатно и ешь бесплатно. А деньги он копит на машину.
Вот так. Это подходяще. Правда, есть один крупный недостаток у второго варианта: за жильцами надо убирать, выбрасывать обглоданные куриные косточки. Однако Ричард может приспособить для таких нужд любую из своих чувих.
Но сейчас требовалось перебиться, посмотреть, как будут развиваться его отношения с Джорджем. Может, ничего и не понадобится предпринимать. Во всяком случае, когда светит тысяча, глупо в такой момент ломать налаженный порядок, хотя этот порядок и перестал быть доходным.
Джордж еще в конце сентября предупредил Ричарда, что, возможно, ему позвонят от какого-то Дея и захотят с ним встретиться, чтобы передать посылку. В таком случае Ричард должен немедленно явиться туда, куда его попросят. Но Джордж ждал-ждал этого звонка и перестал ждать. А 25 ноября пришел к Ричарду, принес виски и сигарет и попросил написать письмо какому-то Фастову. И опять они начали ждать...
Звонок разбудил Ричарда в четверть десятого, и он раздраженно спросил:
— Кто?
— Ричард, мне дал ваш телефон Дей. А недавно я получил открытку.
Ричард моментально сделался обаятельнейшим человеком.
— Простите, не знаю, как вас зовут...
— Это не имеет значения, — насмешливо сказал голос в трубке. — Моя фамилия Фастов. Мне необходимо вас видеть.
— Да, да, я ждал. Где мы встретимся?
— У памятника Горькому у Белорусского.
— Холодно, — вырвалось у Ричарда непроизвольно. — Давайте лучше в ГУМе.
— Я человек приезжий, ГУМа не знаю, а возле памятника не заблудишься. Он, знаете ли, стоит себе один. — Явно насмешливо разговаривал с ним этот Фастов. Но обижаться не стоило.
— Хорошо. А как я вас узнаю?
— На мне форма моряка торгового флота. Видали когда-нибудь? Да я, наверное, и буду-то там один. Ведь холодно, говорите.
— Хорошо.
— Скажите лучше, как я вас узнаю?
— На мне будет короткая дубленка. Цвет — кофе с молоком. И шапка тоже из дубленки, пирожком.
— Пирожком-то оно пирожком, но для контроля суньте в правый карман газету. Чтобы торчала.
— Понял. Во сколько?
— Ну, давайте в десять.
Ричард прикинул: часы «пик», такси не схватишь. Пока оденется, умоется, потом на автобусе до метро, потом на метро...
— Лучше бы в половине одиннадцатого.
— Пусть будет половина одиннадцатого.
— Привет.
— Привет...
Ричард позвонил Джорджу в жилой дом посольства, что разрешалось ему делать в исключительных случаях, а в случае приезда Фастова вменялось в обязанность.
Не называя ни себя, ни Джорджа, он сказал:
— Приехали.
— Отлично. Увидимся.
Ричард в быстром темпе побрился, умылся, проглотил принесенный вчера из ресторана кусок вареной севрюги, оделся и вышел. На лестнице вспомнил, что надо было взять газету, но возвращаться не стал — не будет пути. Газету можно купить в киоске.
Такси, конечно, в этот час поймать было трудно. Он сел в автобус и доехал до метро. В киоске купил несколько газет. Посмотрел на часы — времени хватало, даже с избытком, поэтому он не спеша выкурил сигарету. На Белорусский приехал в двадцать минут одиннадцатого. Тихо двинулся от станции кольцевой линии, дошел до вокзала, сунул газету в правый карман. Постоял, еще покурил и ровно в половине по пешеходной дорожке зашагал к памятнику. Все это нравилось ему, щекотало нервы, приятно было сознавать себя участником тайной операции, которая, кроме того, сулила денежки. Почти Джеймс Бонд.
Красивый молодой мужчина в морской форме ждал его у памятника, поглядывая по сторонам. Он действительно был у памятника один. Ричард на ходу снял перчатку с правой руки и улыбнулся своей нагловатой улыбкой, когда моряк посмотрел на него.
— Славский, — сказал он, протягивая руку.
Моряк пожал ее крепко.
— Фастов.
— Поговорим где-нибудь под крышей?
— Не здесь, конечно.
— Куда предлагаете?
Фастов смотрел мимо него и вдруг нахмурил брови, не ответив. Он смотрел на человека, который остановился шагах в десяти и повернулся к ним спиной — вроде тоже кого-то ждал. Ричард оглянулся, посмотрел на этого человека в серой кепке и коричневом пальто, вопросительно пожал плечами. Фастов повел глазами: мол, отойдем подальше. Отошли.
— Что такое? — тихо спросил Ричард.
— Это не с вами?
— Я один приехал.
— А может, за вами?
— Да вы что?
— Тише. Вас, видно, еще не клевали.
— Просто назначил кому-нибудь...
Ричарду показалась нелепой мысль, что за ним могут следить, но сразу сделалось неуютно.
— Идемте, — сказал Фастов. — Сейчас проверим. Не оглядывайтесь. — Они двинулись по улице Горького к центру.
— Посылка при вас? — спросил Ричард.
— Зачем же носить при себе такие вещи?
— Вы где остановились?
— У приятеля.
— Далеко?
— Неважно.
— А как вы мне передадите?
— Детский вопрос. Но сначала нужно решить другой вопрос.
Дойдя до угла Большой Грузинской, остановились.