Книгочей и книголюб, он часами рылся в букинистических запасниках. Зайдя в сентябрьский вечер в книжный магазин, он увидел там Веру Бурдасову Это случилось в первый день ее приезда в Москву Вера зашла в магазин отнюдь не потому, что ее привлекали книги, она спасалась от дождя.
Ничем особым Вера не поразила Сергея. Нов тот вечер он нашел книгу, которую давно искал. Не поделиться радостью он не мог, а в магазине никого кроме Веры не было, вот он и похвастался своей находкой. Они разговорились, а когда вместе вышли, он из вежливости спросил:
— Вам куда?
И услышал:
— Не знаю...
У Веры был несчастный вид, она ведь в самом деле не знала, куда ей деться. А увидев, что Сергей даже как-то растерялся от ее ответа, не выдержала и рассказала ему, первому встречному, что она только сегодня приехала в Москву, здесь никого не знает, да и паспорта у нее нет с собой.
У девушки беда, это было очевидно, как же можно не помочь ей? Нужно знать Сергея, чтобы отчетливо представить себе, как он, робея, боясь обидеть, предложил Вере пойти к ним домой, он так и сказал: „к ним”, к его сестре и к нему. Они-вдвоем жили в большой квартире, оставшейся им после смерти отца (мать умерла раньше). Честное слово, она нисколько не стеснит их, она поживет у них до тех пор, пока не пришлют ей забытый в Ленинграде паспорт.
Сергей не очень вникал в не совсем понятную историю Веры (чего ради девушка приехала в Москву, где у нее никого нет, и при этом даже паспорта не захватила). Сергей видел, что она нуждается в помощи, он мог ее оказать, этого было достаточно. Так началась удивительная перемена в жизни Веры, а если быть точным, то и в жизни Сергея.
Очевидно, неправы те, кто утверждает, что только у женщин любовь может вырасти из жалости. Снедаемая тревогой и страхом, скрыть которые не могла, полная благодарности, которую не умела выразить, Вера вызывала в Сергее жгучую жалость. А вскоре ему стало ясно: он любит. Это не мешало ему понимать, что у Веры в прошлом не все было благополучно, кое-что, она, несомненно, скрывает, и все же он не позволял себе подозревать ее в чем-то дурном. Если и есть неясное, зачем копаться в нем против воли Веры, зачем причинять ей боль?
Вера осталась в доме Синевых. Осталась с тем, чтобы оттуда не уходить. Как сложились отношения между Верой и Сергеем, этого нельзя было не выяснить в суде.
Сергей понимал какую-то неопределенность и двусмысленность положения Веры в его доме и именно поэтому, по складу своего характера, проявлял особую уважительность и подчеркнутое внимание к ней. Настолько явное, что Вера, которой все было внове, на первых порах посчитала это за насмешку, на которую она не смела ответить так, как ей хотелось. Но время шло. Вера поверила в его заботу и нежность к ней. И чем он был добрее и ласковее, тем сильнее донимал ее стыд. И не только за прошлое, но и за настоящее. Обманом, контрабандой она свое счастье добывает. Открой она правду о себе, разве стал бы Сергей терпеть ее рядом?
Нужно было видеть Сергея в суде, слышать, как он дает показания, и только тогда, хоть немного разобравшись в нем, можно было поверить в то, что при его чистосердечии, душевной мягкости, удесятиренной любовью, он ни в чем дурном не заподозрил Веру, хотя паспорт так и не пришел из Ленинграда.
Иногда он, правда, заговаривал о паспорте, отсутствие паспорта не могло его не тревожить, но Вера при этих разговорах так затуманивалась, что Сергей давал себе зарок не мучить Веру.
Так прошло ни много ни мало два с половиной года. Все то, что было в Ленинграде, Вере перестало казаться реальностью. Воспоминание о преступлении выветривалось. И было бы неправдой сказать, что Вера испытывала угрызение совести. Она уже и страх перестала ощущать. Все было в таком далеком, далеком прошлом. Кому понадобится сейчас ворошить его? Пожалуй, сейчас можно и паспорт истребовать? И тут нежданно-негаданно грянул гром. Прошлое дало о себе знать. Оказалось, на Веру объявлен розыск. И, обнаружив ее в Москве, Веру взяли под стражу и привезли в Ленинград.
Вера — это может показаться удивительным, но так оно было — не ощущала в себе досадного чувства: надо же, чтобы так не повезло! В том, как оборвалась ее московская жизнь, все было справедливо, так она считала, считала искренне, не поддаваясь жалости к себе, но все же беспокоясь о Сергее.