— И вы хотите сказать... — успела выговорить Валентина Федоровна, но ее перебил следователь:
— Я рад был бы вас не огорчать, но куда деться от фактов? Установлено: Кольцова вышла из почты, а следом за ней — Виктор. Она зашла в магазин. Виктор остался ждать ее у выхода. Хотя Ирина Егоровна и мало что купила, но час вечерний, надо в очереди выстоять; пришлось Виктору ждать довольно долго, было у него время одуматься, ужаснуться тому, что затеял, и стремглав бежать прочь. А он ждал. Когда Ирина Егоровна, выйдя из магазина, засеменила к дому, Виктор поплелся за ней. Он нагнал ее, одним ударом свалил с ног, вырвал сумку и убежал.
Помолчав немного, следователь сказал:
— Поверьте мне, виновность вашего сына доказана не только его признанием, как бы оно ни было убедительно. Не будь его признания, это ничего бы не изменило. У нас есть другие бесспорные доказательства его виновности.
Следователь не вводил Валентину Федоровну в заблуждение. Он не считал себя вправе нарушать следственную тайну. Доказательства были добыты.
Преступник, напавший на Ирину Егоровну, уронил на лестнице книгу „Железная пята” Джека Лондона. Спохватился, когда возвращаться за ней было уже нельзя. Книга библиотечная. Установить, что Виктор Сергачев последним взял ее, было нетрудно. Улика прямая и грозная, но не единственная. Свидетельница Косякова, дворник дома, видела, как из подъезда за несколько минут до того, как ей стало известно о нападении, вышел парень с сумкой в руках. Видела она его со спины, опознать не сможет. Но она запомнила, что на парне было серое пальто с кушаком. Когда задержали Виктора Сергачева, на нем было серое пальто с кушаком.
Валентина Федоровна ушла от следователя, по-прежнему уверенная в невиновности Виктора. Не мог он совершить то, в чем его обвиняют. Но как он узнал о нападении? От кого он узнал, как оно произошло? Тут следователь прав: только преступник это мог знать. И билась беспомощная мысль матери над вопросом, на который не было ответа. И все же, бывало, мелькнет нечто вроде догадки, далее не догадки, а чего-то куда менее определенного и четкого, этакий тающий проблеск, но Валентина Федоровна гнала его от себя, хотя в нем, возможно, было спасение Вити.
Вскоре следствие было закончено. Теперь суду предстояло решить дело Виктора Сергачева.
Защитник Виктора Сергачева все откладывал свидание с ним, он чувствовал, что не готов к встрече. Что-то очень важное им еще не выяснено. Нет, это не было вопросом, виновен ли Виктор. Чем внимательнее адвокат вчитывался и вдумывался в показания Виктора и свидетелей, тем больше укреплялась в нем уверенность в невиновности юноши, настойчиво признающегося в совершении преступления.
Есть такие уголовные дела, где нравственный облик подозреваемого — самое убедительное, поистине неопровержимое доказательство невиновности.
Двадцать девять соучеников Виктора написали прокурору, а затем и суду, их письму нельзя было не верить. Юноши и девушки с цепкой памятью, взволнованные, заботящиеся о том, чтобы правда, которую они знают, дошла и до тех, от которых зависит судьба их товарища, писали умно и задушевно, почему они не допускают и мысли, что Виктор может совершить то, в чем его обвиняют. „Чтобы ограбить человека, — писали они, — грабитель должен быть жадным к деньгам или к тем возможностям, что даются деньгами. В Викторе Сергачеве нет и соринки жадности, она бы не укрылась от нас: ведь мы с ним вместе от первого до десятого класса. Где мы с ним только ни бывали, и в походах, и на полевых работах, и в спортивных лагерях. Кто жаден — тот жаден, этого не спрячешь. Виктор никогда о деньгах и не думает. Вечеринок не любит, в кафе не ходит, нисколько не пижонит, он ничего и не коллекционирует. Как же может его вдруг так потянуть к деньгам, чтобы пойти на самую большую и гнусную подлость?’’
Следователь допросил обоих классных наставников Виктора. Один вел его первые четыре года, второй — вот уже шестой год. Оба они знали, что Виктор признал себя виновным. Один из них присутствовал при допросах Виктора. Оба понимали, что, хорошо отзываясь о Викторе, признавшемся в преступлении, они ставят под сомнение свое умение распознавать сущность ребят, чьи характеры они должны формировать. И оба они были едино душны: в Викторе крепкое нравственное начало, он добр, отзывчив, нетерпим к фальши и злу, готов всегда заступиться за слабого.