Сикс внимательно разглядывал каждый изгиб стройного тела на кровати, как будто перед его глазами развернулся великолепный пейзаж, который ему никогда прежде не доводилось видеть. Ему ужасно хотелось прикоснуться к ней, провести пальцами по впадинкам и возвышенностям, погладить ладонями изящные линии ее фигуры и изучить каждый укромный уголок, чтобы узнать, что же он может там найти. Но он не станет прикасаться к ней. Только для того, чтобы убить.
Он мог положить руку ей на сердце и остановить его. Просто взять и остановить ее сердце. Прямо сейчас. Да, сейчас.
Он пришел сюда не для того, чтобы глазеть на нее. Он пришел за ее душой.
Собираясь выполнить, наконец, свое задание, Сикс наклонился и тяжело сглотнул. Его рука зависла над ее грудью.
Сейчас она казалась спокойной, совсем не той суетящейся с бьющей через край энергией женщиной, которую он видел в течение последних трех дней. Теперь, когда она была так близко, Сиксу казалось, что она еще красивее, чем ему запомнилось.
Хотя, наверное, именно такой он ее и помнил. Вот только ему совсем не хотелось помнить.
Она была прекрасна. Для него она была самым прекрасным, что он видел с тех пор, как… что он когда-либо видел вообще. Нежное овальное лицо, маленький веселый курносый носик, а губы… Сикс не мог смотреть на них, не испытывая желания снова попробовать их на вкус. Он заставил себя перевести взгляд на ее шею, стараясь не замечать ее изящных линий и соблазнительной ямочки у основания.
Проклятье, жнец! Помни, кто ты.
Решительно стиснув зубы, Сикс положил руку на ее сердце. Мягкая грудь заполнила его ладонь. Целиком. Каждая клеточка его тела напряглась.
Бесконечно тянулись минуты, а Сикс даже не шевельнулся. А потом, не подумав, что творит, слегка сжал пальцы. Грудь оказалась действительно мягкой и податливой, сосок превратился в твердый бугорок, который он ощущал ладонью даже сквозь тонкую ткань ее ночной сорочки.
О, Боже! Какая она приятная наощупь!
Член набух, запульсировал и болезненно вжался в джинсы, а кровь все продолжала и продолжала приливать к нему. Стараясь не обращать внимания на мучительно сильное возбуждение, сковавшее низ живота, Сикс закрыл глаза и сосредоточился на ее душе.
Все. Тебе пора. Ты свободна. Будь свободной и лети навстречу своей судьбе.
Ее сердце отозвалось бешеным стуком под его ладонью. Быстрее, быстрее, быстрее… Потом пропустило удар, и сердцебиение начало замедляться. Сикс чувствовал, как ее энергия собирается у него в руке. Ладонь стала такой горячей, что, дотронься он до чего-нибудь еще, наверняка бы расплавил.
Его член, казалось, жил собственной жизнью. Он горел и пульсировал, отвечая на ее близость так же, как горела и пульсировала его ладонь над ее сердцем. И Сикс не мог заставить себя не вглядываться в ее лицо, словно хотел запомнить каждую черточку.
Внезапно он заметил, что она пытается открыть глаза. Длинные ресницы задрожали, а потом явили взору Сикса поразительные глаза, глядящие прямо на него.
Ее взгляд пронзил его, словно копьем, розовые губы приоткрылись в безмолвном вдохе.
— Что… Почему…
В следующий же миг она притихла и выгнулась дугой под его рукой, издав тихий, переполненный страстью стон, и Сикс буквально физически почувствовал болезненный удар такого сильного возбуждения, какого даже и представить не мог.
Она прикусила нижнюю губу, глаза ее затуманились, и Сикс подумал, что эту горячую, восхитительную женщину создали для любви. Ее тело извивалось, как будто она была под мужчиной. Нет, не под мужчиной — под жнецом. Под ним.
Сикс стиснул зубы, стараясь выбросить эти мысли из головы и чувствуя, как его воля борется с ее.
— Уходи, тебе пора, маленькая, — проговорил он, не дыша. Голос вышел каким-то рваным, а тон даже ему самому показался полным отчаяния.
Сикс понял, что долго так не протянет. Ему было ужасно сложно противостоять жестокому, ослепляющему желанию поцеловать ее. Поцеловать не как жнец, а как мужчина. Господи, как же ему этого хотелось! Хотелось так сильно, что ему казалось, будто от борьбы с самим собой кости внутри этого тела вот-вот сломаются.
— Уходи, — сухо выдавил он, — прошу тебя.
На мгновение ее тело напряглось, глаза на долю секунды распахнулись, прежде чем закрыться. Длинные ресницы замерли на молочно-белой коже ее лица.
— Это ты, — мечтательно выдохнула она.
Одно тихое слово произвело на него такой эффект, как будто она прокричала его прямо в ухо Сиксу. Она так произнесла «ты», словно он был кем-то давно знакомым, кем-то дорогим для нее.