Перед моими слабыми глазами раскинулось волнующееся море. Зеленое море сосновых вершин, которые колышутся на ветру. За низиной сверкает озеро. Словно широкая голубая лента позади зеленых крон и красных стволов сосен.
Восемь дней тому назад, когда нас привезли сюда, они еще ездили по льду на машинах и лошадях. Сейчас же только под скамейками, стоящими вдоль берега озера, осталось немного снега.
Весна наступила.
В лесу раздается стук дятла и очень громко поют дрозды. Очень хорошо слышна кукушка. Она кукует не как обычно, робко и с паузами, а не замолкает ни на минуту. Русская весна громко и решительно вступает в свои права.
— Что это за озеро? — спрашиваем мы, щурясь на солнце.
Справа на зеленом мысу светится белое здание с множеством куполов в форме луковиц.
Далеко слева в небо поднимается столб дыма. Это город Осташков. Там же находится и железнодорожная станция, на которую мы прибыли.
Мимо нас проплывают пароходы. Что же это за озеро?
Это озеро Селигер, объясняет нам пожилой конвоир. Через него протекает Волга. (Волга протекает западнее и южнее, а из озера Селигер вытекает короткий полноводный левый приток Волги — река Селижаровка. — Ред.) Мы находимся на Валдайской возвышенности. Озеро протянулось в длину более чем на тридцать километров. Оно не очень широкое, но с множеством островов, отмелей и бухт. Мимо проплывают большие колесные буксиры с двумя дымовыми трубами с несколькими баржами или с длинными плотами, на которых установлены палатки. Крошечные фигурки людей ловко перебираются с одного бревна на другое. Этим людям предстоит длинная дорога. Они плывут до Астрахани, вниз по всей Волге (сначала по Селижаровке. — Ред.).
Вот с кем бы стоило отправиться в плавание!
Во время плавания можно было бы готовить для них еду. У них там, на плотах, наверняка есть очаг.
Возможно, они могли бы тайком провезти человека до самого моря. И до Турции (после Астрахани — Каспийское море-озеро, а за ним не Турция, а Иран. — Ред.). А оттуда можно было бы добраться еще дальше!
Но нам суждено недолго греться на солнышке и мечтать. Развлечение с нанесением паркетного узора на песчаную дорожку для прогулок тоже вскоре прекращается. Медсестра упрекает нас в том, что в германском вермахте мы работали день и ночь, а здесь, в плену, не хотим даже дров наколоть.
Да мы хотели бы, возражаем мы медсестре, но в германском вермахте нам давали совсем другую еду.
— Ничего! — говорит медсестра. Она считает, что мы тем не менее должны усердно работать.
При случае я еще раз спрашиваю молодую женщину-врача о бумаге для моей статьи «В красном военном госпитале». Она якобы уже говорила об этом с товарищем майором, слышу я в ответ.
В один прекрасный день мы обнаруживаем, что конюшня не заперта на замок. Нам было приказано носить дрова. Пользуясь удобным случаем, мы отбираем у добродушной сивой кобылки немного овса.
— Не всем из нас суждено выжить, камрад! — Один из нас похлопывает усталую лошадку по белой лебединой шее. Морда лошади печально трется о пустую кормушку.
Зерна овса, надежда найти в обед в своем супе хорошую мозговую косточку — в этом и заключается сейчас смысл нашей жизни.
Мы разделились на две партии. На тех, кто любит глодать кости, и детальных, кому лень это делать.
Я сам отношусь к партии любителей поглодать кости. Я даже являюсь, так сказать, их спикером.
— Косточки сегодня чудо как хороши! Зубам есть над чем поработать. Если бы мы хлебали один только бульон, то у нас быстро повыпали бы все зубы. Кроме того, в костях содержится фосфор. А это важно для мозга!
После обеда мне нужен еще час, чтобы перемолоть зубами баранье ребрышко.
Из партии любителей глодать кости я отбираю себе двух помощников, когда администрации госпиталя понадобился художник. В парке надо было разбить большую круглую клумбу. Стоит ранняя весна, и цветы еще не появились. Нам предстоит составить орнамент из разноцветных камней, белого песка и черного как смоль торфа. В честь социалистического майского праздника.
— Понимаете, что нужно? — пытается объяснить нам один из офицеров.
Ясно! Мое фирменное блюдо: советская красная звезда с серпом и молотом!
— Куда повернут серп, направо или налево? — спрашиваю я своего напарника. Раньше он был членом Коммунистической партии Германии.
Но и он не совсем уверен.
— Приятель, да это же должно было бы сразу броситься тебе в глаза! — перехожу я на берлинский диалект.
В конце концов до нас доходит, что у прогуливающихся мимо нас товарищей на кокардах тоже есть серп и молот. Ну, вот и славно!