Секлунов только кивал. Если нужно, он будет следить еще сто дней. Двести. Будет получать деньги, и точка. Потом работа с Пеевым и Поповым пока дело безопасное: стоишь себе и смотришь.
— Мне нужен след, Секлунов! След! Пойми, самые опасные личности меньше всего подвергают себя риску. Подожди. У меня есть одна идея. Пусть нашего «Цыпленка» прижмут в тюрьме. Посадят его в одиночку. Пусть отправят в карцер. В то же самое время ему надо сообщить, что мы организуем ему бегство. Возможно, переведем его в Пазарджикскую тюрьму. Ты поедешь сопровождать его и на станции Саранбей высадишь. А следующим поездом он вернется в Софию. Одним словом, еще подумаем.
Секлунова поражала находчивость начальника. Его умение комбинировать, способность выжидать, подстерегать и делать вид, что он спокоен, когда на самом деле он сгорает от нетерпения, и быть сильным в тот момент, когда страх давит на него. Секлунов от удивления разинул рот. Только в этот вечер он понял, что представляет собой Гешев. Он заменял целые подразделения СС. Убивал. Ломал кости. Подавлял волю. Унижал.
Секлунов подчинялся этому человеку. Внушаемый им страх действовал подобно кислоте. С Гешевым бессмысленно играть в прятки — он все равно разгадает твой мысли. Он был способен уничтожить буквально каждого, Министры испытывали страх перед всемогущим начальником отделения «А». Что же оставалось делать тем, кто сидел в камерах?
— Мне нужен след! Я опозорю доктора Делиуса! И русских заставлю содрогнуться!
Он им покажет. Но почему он говорит о них вполголоса? Может быть, всемогущий Гешев боится советского разведчика, покинувшего Болгарию неизвестно каким образом? Никто из разведчиков и никто из РО не понял, когда и каким образом он уехал. Предполагали, что он отправился в Берн. Возможно, через оккупированную Сербию. Но если бы он приехал оттуда, доктор Делиус обязательно подстроил бы что-нибудь. Через Свиленград он не проезжал.
Гешев стал разливать мастику.
— Секлунов, — начал он, — хочу напасть на след. Со ста человек шкуру сдеру, но тайную радиостанцию разыщу. Послушай, Секлунов, я не успокоюсь, пока не схвачу этого «конкурента» в Софии. У меня такое впечатление, что его сети опутали и меня. Большевики очень опасны. Только их я и боюсь. Даже потерял сон. Представляешь себе, что на два месяца им дадут волю. Они уничтожат все то, что я создавал годами.
— Если у них на это хватит сил.
— Дурак! Это дело времени. И здесь, на бульваре Царя, будут развеваться знамена тех, кто останется в живых. Германия проиграла войну. Это факт. Еще в декабре прошлого года шефы имперской разведки поняли, что большевики победят нас.
Агент от удивления разинул рот.
— Не разевай рот, баран ты этакий! Пока Россия победит, я уничтожу всех коммунистов. Я подготавливаю почву для британских дивизий! Вот так, Секлунов! То, что я делаю, выгодно Лондону и Вашингтону. Поэтому-то я и начал войну против Делиуса. Это самое настоящее бревно! Бездарность. Шаблонный полицейский, пользующийся приемами двухвековой давности.
— А почему, господин начальник, вы с такой яростью набрасываетесь на Москву? Нет ли нам расчета спасать того или иного человека, чтобы было кому спасать нас?
Гешев поднял брови. Закрыл глаза.
— Во-первых, — начал он, — в этом нет необходимости. Сюда придут англичане. Во-вторых, это невозможно, потому что нас не может спасти даже сам господь бог. Знаешь, сколько людей я прикончил собственными руками? Не знаешь. К тому же каждый что-то ненавидит. Я ненавижу коммунистов. В этом смысл моего существования.
Гешев был словоохотлив. Ему хотелось поделиться своими переживаниями. Казалось, он нуждался в близком человеке. Женщины перестали интересовать его. Секлунов — другое дело. Мужчина. Что из того, что он сифилитик, что он заразил всех, кого смог, вокруг себя, пока его положение не стало нетерпимым и ему не пришлось обратиться к профессору Попову. Возможно, он еще и не излечился. Секлунов умеет убивать. Значит, из него будет толк. Пусть слушает. Один приказ ни к чему не обязывает начальника отделения «А».
— Мой старик ел меня поедом: люди выдвигаются, вырываются вперед. Их назначают на должности с большими окладами, на ответственные посты. Они делают себе имя. Пятерых с моего курса на юридическом факультете я «пристроил» сам… Один из них, да будет ему земля пухом, оказался тряпкой, умер. Двое уже не люди — превратил их в фарш. Двоих отпустил ради собственного удовольствия. Сейчас киснут в Наречене[14], лечат нервы.