— Ну, сейчас мы начнем…
Когда сознание вернулось к Пееву, он с удивлением отметил, что сидит на стуле. Напротив него стоял генерал Кочо Стоянов. Он надевал перчатки.
— Доктор, не советую тебе выкидывать подобные номера.
Уже не имела никакого смысла та игра, с помощью которой генерал ставил себе целью добиться от Пеева самого простого: сломить его выдержку. Пеев постепенно приходил в себя и, несмотря на боль, чувствовал прилив сил. Страх постепенно исчезал.
— Доктор, мне хочется поскорее узнать о твоем решении.
Около дверей стоял агент.
— Я хочу жить, господин генерал.
— Тогда говори, кто из генералов снабжал тебя сведениями.
— Сначала Лукаш, потом Михов, Даскалов, Стойчев, Марков…
Кочо Стоянов заорал во всю глотку:
— Агент! Вон из комнаты! — и, когда тот ушел, сел рядом с Пеевым. — И за это им платили русским золотом?
— Господин генерал, вы переоцениваете болгарских генералов. Заставить их рассказать что-либо не так уж трудно!
Кочо начал вертеть эфес своей сабли. Помолчав, сказал:
— Знаешь что, пожалуй, я выбью скамейку у тебя из-под ног, и ты повиснешь на веревке. А сейчас с тобой поговорят твои новые друзья. Интересно, какую вы, большевички, участь уготовили мне на тот случай, если вы дорветесь к власти?
— Как бы это поточнее выразиться… Одним словом, мне кажется, господин генерал, что лавина сметет все на своем пути.
— Какая лавина? Русская?
— Почему же русская? Наша измученная засухами голодная народная лавина. Вас хорошо знают в Новоселской околии. У тамошних людей отличная память. Они ничего не забывают и умеют расплачиваться.
Кочо ударил доктора по лицу.
— А теперь поговорим о деле. Скажи, каковы намерения русских в Болгарии. Что думает Москва о дворце, о его величестве, о сложившемся здесь положении?
— Господин генерал, Москва требовала от меня, чтобы я знал все. Однако я не хотел знать ничего такого, что не имело отношения к моей работе разведчика.
— Хорошее слово «разведчик», хорошее.
Кочо Стоянов встал:
— Доктор, сейчас одиннадцать часов вечера. В два часа я отправлюсь к еще одному «соловью». А до двух хочу, чтобы ты мне чирикал, — и постучал по грязному полу своей саблей.
Дверь со скрипом открылась, и в камеру вошли инспектор Любенов и полицейский по прозвищу Гармидол. Это был высокий смуглый человек с огромными ручищами. От него разило ракией[15]. В полиции его держали специально для того, чтобы он избивал людей до полусмерти.
— Развяжите ему язык!
Вскоре изо рта Пеева потекла кровь. Кочо Стоянов заорал:
— Хватит! Посадите его! Прислоните к стенке! Он нужен нам живой!
Доктор Пеев тяжело вздохнул. Выхода он не видел. Надежды на спасение тоже. Шла жестокая борьба.
— Генерал, а вы представляете себе, что будет, если я не выдержу и умру? Или выживу, но не заговорю?
— Ничего, заговоришь! Три месяца назад попался мне один партизан. Молчит, и все тут! «Ах так», — сказал я ему! Замахнулся саблей — и голова его отлетела на целых три метра. Потом мои молодцы насадили его голову на кол и пошли по селам.
— Верю, генерал. Убивать связанных людей вы умеете. Мне рассказывали, как в восемнадцатом году во Владае вы расстреляли семнадцать болгарских солдат.
Генерал в бешенстве заорал:
— Любенов! Возьмись за него! Гармидол!
Любомир Лулчев рассказал царю о самом значительном успехе Николы Гешева за последние десять лет. Лулчев очень осторожно подбирал выражения. Как никто другой во всем царстве, он знал, как влиять на настроения царя.
— Как вы думаете, Лулчев, это возможно, чтобы в Москве знали об этом Пееве? Я припоминаю его, но это уже другой вопрос. Этот господин знаком со всеми моими генералами и министрами. Возможно, чтобы Москва интересовалась моей особой?
— Да, ваше величество. И прежде всего верховное командование СССР.
Лулчев умышленно щекотал самолюбие государя: если бы он отрицал это, если бы отверг версию об интересе к нему со стороны советских руководителей, это косвенно означало бы: «Вы ничтожество для них, ваше величество, несмотря на то что у советских людей нет ни короны, ни титулов».
— Лулчев, этого Пеева не стоит расстреливать. Он может рассказать нам, готовили ли генералы заговор против меня. Или что-нибудь в этом роде.
Царя мучила какая-то мысль. Неужели Бекерле снова затевает игру с ним? Возможно, он действительно боится заговора.
— Лулчев, почему вы нашли нужным рассказать мне об этом докторе?
Ответ у советника был готов, но он все еще не решил, стоит ли рассказывать царю суть дела, объяснять, в чем ужас происшедшего. Ведь если Советы находят подход к генералитету, значит, дела в царстве идут плохо. По существу, советник хотел коснуться истинного положения дел в стране и подсказать выход. Кажется, настало время отобрать власть у военных. Отыскать болтуна и позера Багрянова, использовать его для видимости как бутафорию, а за его спиной дать Николе Гешеву власть и деньги.