– А я забыл про чёртовы «90 дней»! Кончились они у меня. Два дня назад. Теперь – пинком под зад. До самого Кокчетава. Откуда прибыл сюда.
Табашников лихорадочно соображал.
– Вот что, Павел Петрович. Путину мы писать не будем. А мы съездим с вами в штаб одной известной партии. – Назвал партию. – Как говорит мой друг, очень влиятельной в этом регионе.
– Думаете, помогут там?
– Попробуем. Я знаю адрес. Поехали.
Заспешили к остановке. Оба в одинаковых запоясанных плащиках. Только один в шляпке, а другой без головного убора, белый как снежок.
У снежка затиликал телефон. Выдернул из плащика:
– Да, Лёша. Не волнуйся, всё в порядке. Буду через час, полтора. Поешь пока. И коринфар, коринфар не забудь принять! Всё стоит на табуретке. Рядом с тобой. Жди. Пока.
Ехали на 7-м автобусе. Табашников помнил и улицу, и здание, на котором увидел однажды логотип партии и большое панно, где запечатлён был сам многолетний бессменный лидер партии впереди понурых своих сотоварищей. Которые не надеялись уже ни на что. В смысле – занять его место. Впрочем, молодые да ранние в последнем ряду стояли гордо – они чёткий фон своего лидера…
Председатель местного отделения партии по фамилии Крымов был могуч и броваст как янычар. Сидел под портретом бессменного лидера, рукоположенный им. Очень серьёзно слушал.
Волнуясь, заново переживая всё, говорил Парфентьев. Табашников только вставлял слово-другое.
– Так, – сказал председатель Крымов. Крикнул в приёмную: – Нина, позови всех.
Сразу явились молодые да ранние. Местные. Целых четверо.
Крымов сам обрисовал ситуацию, в какую попал… э-э… Павел Петрович. Мигрант из Казахстана.
– Как, ребята, сможем помочь?
Молодые-ранние сразу устроили мозговой штурм, заспорили. Совсем забыв о просителях. Однако быстро пришли к единому: нужно срочно подключить Георгия Ивановича и осветить потом его помощь во всех газетах города. Только так! Это будет очень полезно для партии. И для Георгия Ивановича.
– Молодцы! – одобрил Крымов. – Правильно мыслите. Действуйте.
Молодые исчезли.
Крымов пояснил просителям. Как бы по секрету:
– Георгий Иванович – депутат Государственной думы от нашего региона. На ваше счастье он сейчас здесь, в городе. Отдыхает у себя на даче. Думаю, что он нам поможет. Побудьте пока в приёмной.
В приёмной сидели неподалёку от скучающей секретарши Нины. Которая изредка, как кошка лапой, принималась оглаживать своё лицо перед зеркальцем. И вновь застывала.
Время тянулось медленно. Но говорить не решались. Что делал Крымов за открытой дверью – неизвестно. Спал? Или, может быть, думал?
Наконец депутата привезли. В кабинет Крымова молодые провели мужчину как будто со сна или из вытрезвителя – в затрапезном старом плаще, казалось, прямо на майку, с непокрытой головой.
Скрылись все в кабинете и закрыли дверь. Видимо, провести небольшое совещание. Разработать стратегию. Нина спешно тасовала бумаги на столе. Чтобы быть готовой к любому форс-мажору.
Все вновь появились в приёмной. Теперь направляли затрапезного на выход. Радостный Крымов помахал просителям: «Пошли-пошли-пошли!»
К ФМС подкатили на двух авто. Стали прямо напротив окон.
Депутат пошёл словно бы с большой охраной. Прямо к начальнику ФМС. Табашников и Парфентьев суетились, не могли ни с какой стороны воткнуться. Вроде бы и не нужны были вовсе.
Сидели на диванчике возле сейфовой двери, пытались что-нибудь услышать за ней. Молодые не сидели, не могли – рыскали.
Видимо, после звонка начальника с папкой к кабинету простучала каблучками Кугель. Успела зло глянуть на двух дружков. И те разом застыли. Как нездешние.
Минут через пять выглянул Крымов:
– Зайдите, Павел Петрович.
Теперь Табашников один вслушивался. Будто пёс, брал всё то на левое ухо, то на правое.
Наконец дверь широко распахнулась. И все вышли в коридор. И депутат Георгий Иванович, и Крымов, и беленький Парфентьев, и даже сам начальник ФМС. (Кугель не посмела высунуться, провалилась где-то в кабинете.)
В затрапезном тряс Парфентьеву руку, желал всего доброго. Все широко улыбались. От души.
Только вышли из здания, группу начали снимать три фотографа. Группа сразу сорганизовалась, депутат взял ручку преданного старичка в свою большую ладонь и повернул серьёзную голову к фотографам: он всегда готов помочь людям. Даже мигрантам.
Почему-то не хотелось рассказывать Агееву о случае в ФМС. Особенно о том, как после всего надрался в доме у брата Парфентьева. Как плакали они оба и обнимали восьмидесятитрёхлетнего старика в коляске. Прибранного по случаю гостя, но уже и пугающегося таких откровенных чувств брата и его нового товарища. «Легче, легче ребята. Раздавите, ульёте слезами».