- Брось оружие! - скомандовал чужак голосом Харди. Слова выскакивали привычно и звучали почти так, как произнес бы их сам капитан.
Винтовка с громким стуком упала на пол из разжатых пальцев Эндрюса. Повалилась на лежащего в проходе Хачкинса, и тот заворочался, пытаясь приподняться. Финч толкнул обезоруженного Эндрюса по проходу, выталкивая его на свободное пространство перед дверью. Агент Пибли схватил растерянного беднягу за плечо и воткнул ему в бок ствол пистолета. Значит, с Пибли произошло то же самое, что и самим капитаном, понял Харди. Финч в это время схватил держащегося за голову Хачкинса и рывком поднял его на ноги.
Побледневшее лицо старшего агента, растерянное и искаженное страхом, было жалким. С разбитой нижней губы, которая мелко дрожала, капала кровь.
- Что..., что все это значит? - пролепетал он, обводя взглядом своих недавних товарищей по десантной группе.
Никто не удосужился ему ответить. Финч поднял автомат Хачкинса и повесил его себе на плечо, затем так же, как до этого Эндрюса, вытолкнул старшего агента из прохода межу скамейками. Харди почувствовал, что встает, и вот ноги несут его вслед за Финчем. Финч подтолкнул трясущегося Хачкинса по направлению к галерее. Впереди всех шел Фаерли, постоянно оглядывающийся на конвоировавшего его сержанта Диксона, сразу за ними шагал потрясенный Стивенс под прицелом у Круза, потом Эндрюс и агент Пибли. Харди шел последним. Он обернулся. Дети, раскрыв рты, глазели вслед покидающим зал военным. На последнем ряду скамеек, все так же выставив длинные ноги в проход и склонив растрепанную голову, неподвижно сидел Джимми.
- Зачем это? Для чего мы уходим!? - закричал Харди, но из уст капитана вновь не вылетело ни единого слова. Чужак где-то внутри вдруг заворочался, порождая ужасную головную боль, и Харди, обхватив голову руками, тихо застонал. Пистолет, такой привычный и одновременно такой чуждый, выпал из пальцев, и капитан склонился к полу, будто мучимый резью в животе. Продолжая стискивать голову ладонями, он шептал, роняя слова в пыль пола: - Зачем это, зачем?
"Чтобы дети не видели..." - пришел ответ.
"Не видели чего!?"
Ответа не последовало. Но капитан знал ответ на этот вопрос сам.
Дети по-прежнему с любопытством, смешанным со страхом, смотрели, как военные, переставляя одеревеневшие ноги, скрываются в галерее. Харди нащупал пистолет, валявшийся на полу, последний раз посмотрел на Джимми, который так и не поднял головы, чтобы посмотреть на них, повернулся и пошел следом за уходящими. Он нагнал их у одной из келий. Четвертой по счету от начала галереи. Харди узнал ее. Та самая, где обитал покойный Рид. Перешагивая через порог, капитан заметил огромную лужу крови у самого входа. Мертвые, остекленевшие глаза преподобного Валентайна следили, как в тесную комнату заходят военные. Они медленно расходились вдоль стен, замирая друг напротив друга. У половины из них взгляд потонул в страхе и был поразительно похож на взгляд мертвеца. У остальных он был схож настолько, будто нечто многоликое смотрело на самое себя с разных лиц, хмурилось, перемигивалось и, может быть даже, улыбалось. Что оно задумало? Что-то плохое, что-то ужасное! Но Валентайну уже не было дела до происков дьявола. Возможно, его бессметная душа и взирала сейчас откуда-то с небес на происходящее, но можно ли быть уверенным, что преподобный, даже если это было в его силах, вступился бы за похитителей детей?
Тягостное безмолвие в келье затягивалось. Харди с тревогой заметил, как лицо пришедшего в себя Хачкинса исказила ярость. Вот Эндрюс незаметно потянулся к ножу на поясе. В келье было сумрачно, и казалось, остальные не замечали его движение, но Харди все отчетливо видел, а вот видел ли это владевший телом капитана чужак? Тусклый свет лился из стрельчатой бойницы, дверь в келью была плотно притворена. Хачкинс с ненавистью покосился на Диксона, стоявшего напротив, на Фаерли - они все, как сам Харди - внутри у каждого внутренняя борьба. Незаметная поначалу, но ужасная и бескомпромиссная, и отблески этой странной борьбы проявляются в глазах, в чуть искаженных чертах лиц. Напряжение нарастало. Хачкинс медленно завел руку за спину, и это тоже не укрылось от внимания Харди. Капитан внезапно понял, что неизбежно должно произойти, он неистово закричал, стал биться в стены своей темницы, желая привлечь внимание чужака, но тот оставался безмолвен, будто покинул это тело, оставив пустым и безжизненным с заточенным внутри беспомощным Харди.
Наверху раздались детские голоса, затем хлопнула дверь, послышался топот шагов, началась какая-то суматоха. Харди заметил, как расслабился Финч, как на лицах Круза и Диксона промелькнула несвойственная им незнакомая улыбка, и казалось, что они не здесь, в этой наполненной страхом до самого потолка келье, а где-то в другом месте или наблюдают за тем, что происходит в зале церкви, прямо сквозь камни.
Вдруг где-то на границе слуха послышался ритмичный звук. Харди узнал в нем шум винтов вертолета. Это вертолет Раферти! Звук приближался. Похоже, вертолет облетал монастырь по кругу. Хачкинс стал вытаскивать руку из-за спины и в его сжатой ладони сталью блеснул пистолет, а в его глазах Харди прочитал решимость пустить оружие в ход. Внезапно наверху раздались выстрелы. Тяжелые, харкающие выстрелы из авиационной роторной пушки. Закричали дети, а вертолет низко пронесся над монастырем, сотрясая его стены. В этот момент Хачкинс вскинул пистолет. Почти синхронно с ним Эндрюс выхватил нож и вонзил его в бок Фаерли. Хачкинс нажал на курок, и пуля раздробила колено стоявшего рядом Круза. Рядовой с выражением удивления на лице стал оседать вдоль стены, и Стивенс, освободившийся от его опеки, бросился к Хачкинсу, но того уже было не остановить. Агент поднял пистолет и в упор выстрелил оцепеневшему капитану Харди в лицо...
Под днищем вертолета проплывало редколесье. Тень винтокрылой машины скользила среди деревьев, стремительно взбираясь на опушки и также стремглав падая в овраги, похожая на странное убегающее животное. В вертолете находились трое пассажиров и пилот. Вой турбин и рокот винтов не располагали к активному разговору внутри салона, и пассажиры глазели вниз через иллюминаторы или заглядывали за плечи пилота в прозрачный со всех сторон остекленный фонарь кабины вертолета. Исключением был лишь недавний сеанс связи с оперативной группой, находившейся в монастыре. Раферти орал в микрофон так, что сидевший рядом доктор Лиссьер постоянно морщился, как от зубной боли. Связист, настраивавший рацию, был невозмутим, хотя иногда с некоторой опаской смотрел на переговорное устройство в руке Раферти - может, всерьез опасался, что от крика оно, да и вся рация вместе с ним развалится. Впрочем, пауза после этого сеанса связи длилась недолго. Лиссьер наклонился к Раферти и, пробуя голос, попытался задать вопрос. Раферти какое-то время с подозрением смотрел на шевелящиеся губы ученого, затем в свою очередь наклонился к Лиссьеру и крикнул:
- Что? Говорите громче, Лиссьер! Вас ни черта не слышно!
Лиссьер отшатнулся и протестующе поднял руки. Собравшись с духом, он вновь начал говорить, но уже громче и тщательней выговаривая слова. Повышать голос Лиссьеру приходилось редко - все же он привык работать, да и разговаривать тоже в тиши лабораторий, а когда спорил, то обычно делал ставку не на громкий голос, а на строго выверенные аргументы.
- Зачем вы отдали приказ о ликвидации гражданских? - наконец смог задать вопрос Лиссьер.
- Посмотрите вниз, Лиссьер! - крикнул в ответ Раферти. - Что вы там видите?
Лиссьер слегка растерялся. Это что, потуги начальника спецотдела зайти издалека или такая манера уйти от ответа? Раферти выжидающе следил за доктором. Лиссьер пожал плечами и повернулся к иллюминатору. Все тот же ландшафт внизу: редкие островки растительности, еще более редкие участки леса, в основном же голый песчаник и каменистая поверхность.
- Лес, - ответил Лиссьер, сомневаясь, впрочем, что это можно было назвать лесом.