Вертолет заканчивал облет монастыря, оставалось только пролететь над площадкой перед монастырскими воротами. Прямо по курсу вновь замаячил столб дыма. Пилот наклонил голову в шлеме и смотрел вниз через прозрачную боковину фонаря.
- Сэр, там внизу бегут какие-то люди! - прокричал он, указывая вниз рукой.
Раферти почти протиснул свою голову между креслом пилота и плексигласом кабины, пытаясь разглядеть замеченных пилотом людей. Под кожей на скулах у Раферти заиграли желваки, его лицо сделалось каменным, а брови сошлись на переносице.
- Разверни вертолет на церковь и приготовься открыть огонь из пушки! - отрывисто рявкнул он.
Лиссьер, который не понимал, что происходит, переводил взгляд с лица мрачнеющего на глазах Раферти на пилота и обратно. Пилот, подчиняясь приказу, отщелкнул на рукоятке управления кожух, под которым обнаружился небольшой джойстик. Большой палец пилота лег на верхушку джойстика и слегка пошевелил его. Под кабиной вертолета, послушно отзываясь на команды, задвигала из стороны в сторону своим рылом скорострельная роторная пушка. Пилот наклонил рычаг управления влево, и вертолет, одновременно скользя вбок, стал разворачиваться на купол церкви. Справа по борту совсем близко возносился черный дым, отдельные клочья которого, изрубленные винтами, пролетали перед кабиной вертолета. Теперь и Лиссьер смог рассмотреть бегущих от церкви людей, среди которых были и взрослых и дети. Вне всякого сомнения, это были пленники, захваченные группой Харди, сейчас по какой-то пока необъяснимой причине оказавшиеся на свободе. Навстречу им со стороны площадки через распахнутые ворота монастыря тоже бежали какие-то люди. Некоторые из них останавливались и задирали головы, глазея на вертолет, но большинство бросилось навстречу бывшим пленникам.
- Огонь! - скомандовал Раферти.
Вертолет покачнулся, наклоняя нос, и ринулся вниз, будто сорвался в воздушную яму. Лиссьер не удержал равновесия и навалился на Раферти, вцепившись в его форменный комбинезон пальцами.
- Стойте! - закричал Лиссьер. - Там же мои дети! Вы их убьете!
Раферти оторвал от себя скрюченные пальцы ученого и бесцеремонно оттолкнул его от себя.
- Я не дам сбежать этим выродкам! - прорычал он.
Лиссьер судорожно хватался за кресла в салоне, пытаясь удержаться на ставшем наклонным полу, а вертолет продолжал падать. Пилот вдавил гашетку, и к шуму турбин и лопастей добавился яростный вой автоматической пушки. Поток свинца, отмеченный трассерами, брызнул из-под кабины вертолета, зацепил край стены, тут же взорвавшейся градом кирпичных осколков, и ударил по территории монастыря, взметая в воздух куски дымящегося дерна и осколки уложенной на тропинках плитки. Некоторые люди внизу в ужасе падали на землю в надежде, что их минует смертоносный ливень, другие в панике, волоча за собой детей, бросились назад к церкви, надеясь укрыться там, третьи - преимущественно те, кто бежал со стороны площадки, стали стрелять в проносящийся над ними вертолет. Но даже если они и попадали в цель, то вряд ли могли причинить какой-либо вред бронированной машине. Вертолет пронесся над дорожкой, вившейся от ворот монастыря, и пилот, избегая столкновения с церковью, дернул рычаг управления на себя, заставляя тяжелую машину задрать нос и подняться над куполом здания. Последние снаряды, выпущенные из пушки, разнесли в щепы входную дверь церкви и проделали несколько отверстий в стене и крыше здания, прежде чем пилот наконец снял палец с гашетки. Раферти, раздраженный неповоротливостью вертолета, в ярости подгонял пилота, когда тот стал выполнять разворот, чтобы вновь зайти на цель, а Лиссьер, забившийся в дальний угол салона, безучастно взирал на все происходящее, с трудом справляясь с подкатившим приступом тошноты.
Сержанта Диксона била крупная дрожь. Он смотрел на свою непослушную руку, готовую выронить тяжелый пистолет, и пытался заставить пальцы крепче стиснуть рукоятку. Но ничего не получалось. Пистолет выскальзывал из неловких пальцев, а его дуло описывало замысловатую кривую, в центре которой просматривалась голова мертвого агента Хачкинса, скорчившегося у стены.
"Возьми себя в руки, черт возьми!" - вот уж не думал сержант, что придется говорить себе такое. Или это он не себе? Нет, не себе. Тому сопляку, который чуть не угробил их обоих. - "Тряпка! Размазня! Если бы мы не убили его, то он уничтожил бы нас не задумываясь! Ты же видишь, что стало с моими ребятами! И ты виноват в этом тоже! Ты не знаешь этих сволочей из спецотдела, а я знаю!"
Вот тряпка, продолжает дрожать, как осиновый лист! Или это я дрожу, подумал про себя Диксон? Черт, голова идет кругом! В памяти остался лишь зрачок дула направленного ему в лицо пистолета, страх, в мгновение затопивший сознание и характерный звук. Вжик! Это пистолет, который он пытается удержать сейчас, выскользнул из кобуры, и еще до того, как сорванный клапан кобуры успел опуститься вниз, прогремел выстрел. Животный инстинкт самосохранения и та выучка, впечатавшаяся в рефлексы и ставшая второй натурой сержанта, даже не его личности, а скорее его тела, грубо отодвинули чужака на задворки сознания, усадив на скамейку запасных рядом с настоящим хозяином, и взяли бразды управления жаждавшим жить телом в свои руки. И вот теперь все мертвы: капитан Харди, его подчиненные и эти сволочи из спецотдела вместе со своим сволочным Хачкинсом. Все, кроме Диксона. Нет, пожалуй, после всего произошедшего это он сам дрожит, как мокрая мышь! А тот другой здесь ни при чем!
Где-то снаружи послышался нарастающий гул. Возвращался вертолет... Диксон внезапно вспомнил, что все началось именно с этого звука. Затем были выстрелы, крики, ужас, паника и... боль в пальцах, ногти которых до боли впились в деревянную скамью, вид разбитых снарядами створок дверей церкви и прошитое насквозь тело мужчины, не успевшего убраться от входа. Диксон не мог сам этого видеть - все то время, пока продолжался налет, он был здесь, в тесной келье вместе с остальными пленниками Джимми, но он все видел, он чувствовал, он уже знал, что будет сейчас, когда звук вертолетных винтов вновь стал приближаться! И сержант стал сопротивляться, кричать без звука, протестовать...
Потому что ноги сержанта против его воли шагнули к выходу из кельи, рука оттолкнулась от притолоки, и тело Диксона, превратившееся в узилище для его разума, бросилось бегом по галерее, неуклюже стуча тяжелыми армейскими ботинками, задыхаясь, спеша на... смерть! Он понял, почему его рука вдруг уверенней перехватила пистолет, он догадался, зачем чужак спешит в зал, но что-то поделать, как-то воспрепятствовать тому, что должно было произойти, сержант никак не мог. Его безмолвный крик оглушал лишь его самого, но и только. Винтовка больно била по шее, башмаки, ставшие какими-то непривычными, невыносимо натирали ступни, глаза слезились, дыхание участилось до предела. Шум вертолетных винтов стал оглушающим...
Покинув галерею, Диксон лишь мельком успел заметить все также сидящего на скамье Джимми, взор которого был устремлен в снесенный снарядами проем двери, а побелевшие пальцы судорожно вцепились в спинку скамьи. Второй ряд скамей был разбит шальным снарядом в щепки, и вместе с остатками двери среди обломков лежало изломанное тело мужчины, залитое кровью. Из глубины зала, прячась за скамьями, в страхе выглядывали те, кому посчастливилось укрыться в здании церкви до того, как вертолет открыл огонь. Диксон в отчаянии попытался заставить себя броситься вглубь зала, спрятаться за кирпичными стенами, распластаться за скамьями, лишь бы не быть мишенью, но его ноги будто прилипли к полу, и он застыл напротив входа, не имея сил сдвинуться с места. Он против собственной воли повернулся в двери и увидел, как тяжелый вертолет, беременный смертью, завершив разворот, держит курс прямиком на здание церкви и хищное жерло пушки под днищем тяжелой машины с воем начинает раскручиваться, готовясь вновь исторгнуть смертоносный ливень. И он, Диксон, будет одним из первых, кто примет своей грудью этот удар. Никакого шанса выжить!
Внезапно Диксону стало все безразлично. Глупо сопротивляться, кричать, осталось только успеть побыстрее сойти с ума до того, как горячий металл и собственный страх будут рвать его непокорное тело на части. Даже то, что его рука, совсем недавно такая неловкая, сейчас, уверенно обхватив рукоятку пистолета, нацелила его на вертолет, вызвало у Диксона лишь приступ гомерического смеха!