Через несколько минут, окончательно придя в себя, Диксон оглянулся внутрь зала. Остатки дыма рассеивались, покидая зал через огромную дыру в потолке и открывая взгляду сержанта разрушения, царившие в зале. Передние ряды скамей превратились в груды обломков. Отдельные куски дерева еще тлели. Пол бы забросан осколками кирпичей и металлическими обломками вертолета. Краем глаза Диксон уловил сбоку какое-то движение и повернул голову, пытаясь рассмотреть, что это. Среди обломков скамей лежал человек. Холодок пробежал по спине сержанта, его кулаки непроизвольно сжались, и в то же время в глубине сознания зашевелился первобытный страх, когда в человеке Диксон узнал Джимми. Волосы юноши запорошил пепел, его глаза были закрыты, и он слабо ворочался, придавленный скамьями. Только сейчас сержант осознал, что наконец-то по-настоящему свободен. Пораженный этим открытием, он оторвал взгляд от Джимми и поднял перед глазами свои руки. Подвигал пальцами, согнул в локтях. Руки, да и все его тело полностью подчинялись ему! Диксона охватила неописуемая радость, но когда первые мгновения восторга от освобождения прошли, на смену пришла ярость. Диксон с ненавистью посмотрел на Джимми и шагнул по направлению к нему, но страх вновь оказаться в плену чужого разума заставил Диксона остановиться и подавить первый порыв голыми руками задушить врага. С опаской посмотрев на Джимми и убедившись, что тот не сможет самостоятельно выбраться из-под придавившей его скамьи, сержант отступил на шаг назад и поискал взглядом пистолет, оброненный им где-то здесь напротив входа. Пистолет обнаружился у стены среди обломков кирпичей. Диксон нагнулся и поднял его. Проверив магазин и взведя затвор, сержант вновь осторожно двинулся к Джимми. Рукоять пистолета приятно холодила ладонь, а его тяжесть придавала уверенности.
Поначалу Диксон заставлял себя не смотреть в лицо Джимми - слишком свеж был в памяти сержанта тот ужас, который он перенес, когда впервые встретился с этими казалось такими безобидными глазами. Вытянув руку с пистолетом в сторону Джимми, Диксон решил, что выстрелит прямо так - сквозь дерево скамьи, закрывавшей грудь парня. Расстреляет в него всю обойму, чтобы наверняка убить, а потом... Потом он как-нибудь покинет монастырь и попытается в одиночку добраться до опорной базы на побережье. Оттуда вызовет вертолет и, если повезет, вернется на Остров. Но это потом, а сейчас надо отомстить за ребят...
Снаружи слышались крики и топот ног. Времени было мало. Люди, которые атаковали монастырь, похоже, уцелели после падения вертолета и вот-вот ворвутся сюда. Диксон выбрал мертвый ход спускового крючка, не удержался и все же посмотрел в лицо Джимми. Возможно, чувство опасности изменило Диксону или, быть может, он испытывал к Джимми толику сочувствия и не мог просто так убить его, но когда сержант поднял взгляд, то наткнулся на широко открытые глаза парня. Диксон попытался мгновенно отвести глаза, одновременно судорожно нажимая спусковой крючок, но его пальцы будто парализовало. Волна уже знакомого ужаса вновь затопила сознание Диксона, он почти физически ощутил, как на него давит изливающаяся из поразительно спокойных глаз Джимми неведомая энергия, заставляет сержанта отступать, утрачивать волю к сопротивлению и власть над собственным телом. Джимми вновь завоевывал его тело часть за частью: стали неметь кончики пальцев, Диксон перестал чувствовать запахи, ухудшился слух, мышцы переставали повиноваться ему.
Пересилив себя, вызвав в памяти лица своих друзей, вспомнив все свои сражения, все свои раны, все сильные чувства, что ему довелось когда-либо испытать, Диксон стал яростно сопротивляться вторжению. Ненависть и боль были его союзниками в этой скоротечной битве разумов. Постепенно, нерв за нервом, мышца за мышцей Диксон начал отвоевывать свое тело обратно. Вот он уже стал способен владеть своим лицом. Его губы изогнулись, и он прорычал, смакуя каждое свое слово, будто наслаждался вновь обретенным голосом:
- На этот раз я не пущу тебя!
Палец сержанта на спусковом крючке пистолета вновь напрягся, и Диксон со злорадной усмешкой вдавил крючок до упора, не оставляя Джимми не единого шанса в этой безмолвной схватке. В какое-то исчезающе малое мгновение перед выстрелом, когда уже ничто неспособно было остановить запущенный смертоносный механизм, Диксон, торжествующе взирая на своего противника, увидел в глазах Джимми вместо ожидаемого страха спокойствие и невыразимую печаль. Какое-то неясное подозрение шевельнулось в сознании сержанта, а потом оглушительный звук выстрела словно прорвал зыбкую линию фронта и, сокрушив последние бастионы врага, сломил сопротивление чужого разума. Опережая полет пули, разум Диксона, более не встречая сопротивления, устремился в образовавшуюся брешь, заполняя чужое обиталище, оказавшееся удивительно просторным, и, казалось, не имевшим границ. Опьяненный победой, Диксон слишком поздно понял, что Джимми и на этот раз умудрился перехитрить его! Взирая чужими глазами на пулю, несущуюся ему в лицо, Диксон в отчаянии закричал:
- Нет!!!
Но было уже слишком поздно. Он рванулся назад, пытаясь воспользоваться тем мгновением, что растянулось до бесконечности, но ментальный контакт прервался - его бывшее тело, лишенное сознания, замертво оседало на пол, роняя из безжизненных пальцев пистолет, и Диксон с обреченностью понял, что завоеванное им тело Джимми послужит могилой для них обоих.
Как только слух перестал улавливать визг проносящихся над головой осколков, шериф Браун осторожно приподнял голову. Перед зданием церкви он увидел догорающий остов искореженного вертолета, зарывшийся своей носовой частью глубоко в грунт. Проследив взглядом дальше, Браун обнаружил глубокую борозду, вспаханную рухнувшей машиной и тянущуюся от самой монастырской стены, в которой теперь на месте ворот зиял огромный пролом. От самих ворот практически ничего не осталось. Одна из створок валялась в стороне, вторую видимо вовсе разметало на доски. Из шрама в земле курился дымок. Вдоль всей борозды были густо разбросаны смятые куски обшивки вертолета.
Браун привстал и огляделся. Поодаль, воткнувшись в землю, лениво вращая лопатками компрессора, торчала почерневшая от гари вертолетная турбина. Чуть поодаль, прижимая руку к груди, заходился кашлем Боули. Лицо его почернело, одежда с правой стороны висела лохмотьями, открывая обожженную кожу. Шериф поискал глазами остальных. Кто-то лежал прямо на траве, и только сейчас, как и сам шериф, решился приподнять голову. Каждый раз, замечая распластанного на земле человека, Браун боялся, что это окажется мертвец, но как только человек начинал шевелиться, шериф облегченно переводил дух и продолжал искать глазами других людей.
Все пространство перед церковью было изрыто следами от вонзавшихся в нее снарядов, и было чудом то, что площадка не была столь же густо усеяна трупами. Люди вокруг начали подниматься, и шериф отметил, что двое так и остались лежать на земле. Утешало лишь то, что среди этих двоих не было детей. С тревогой Браун посмотрел в сторону входа в церковь, который сейчас загораживала громада вертолета. Он помнил, что многие бросились внутрь здания, чтобы укрыться там от снарядов. Что стало с ними? Первым порывом было вскочить и броситься в церковь, но на плечи шерифа внезапно навалилась такая усталость, что он не смог заставить себя подняться.
Он увидел, как к замеченным им ранее неподвижным телам подошел Грэг Вудмен и присел возле них на корточки, ощупывая тела руками. Почувствовав на себе взгляд шерифа, старый охотник обернулся и отрицательно покачал головой, подтверждая догадку шерифа, что оба лежащих человека мертвы.
Подошел Джефри и уселся рядом. Рубашка на плече парня была заляпана кровью, но когда шериф предложил тому осмотреть рану, Джефри отшутился:
- Царапина, сэр, - помотал он головой. - Ничего страшного. До свадьбы заживет.
Шериф не стал настаивать. Вряд ли сейчас кто-то мог похвастаться отсутствием ссадин, ушибов или мелких ран.