Выбрать главу

- Ты все равно сдохнешь, старый урод! - выдавил Рид.

Майкл стал уставать. Еще немного, и Рид отбросит его в сторону, освободившись из захвата. Собрав все оставшиеся силы, Майкл подался назад, выводя Рида из равновесия, и когда тот от неожиданности присел, навалился на его шею, вкладывая в рычаг, образованный локтем, вес своего тела. Шея Рида противно хрустнула. Нож вывалился из расслабившейся руки и звякнул об пол. Тело парня, мгновенно обмякнув, будто резиновая игрушка, из которой выпустили воздух, сложилось пополам и упало возле ног Майкла.

Старика била дрожь. Он весь взмок, будто только что побывал под дождем. Усталость валила с ног. Он уже не тот, что был раньше. Впервые за последние двадцать с лишним лет он убил человека. Очень давно он испытал нечто подобное, когда убил впервые. Тогда это был его долг, работа, но то первое потрясение он запомнил на всю жизнь. И вот теперь вновь, как тогда, он чувствовал отвращение к самому себе, находясь в ступоре, будто смотрел на себя со стороны и до конца не верил, что все это происходит с ним. В голове неотступно бился вопрос - зачем он убил парня? Может быть, был иной выход? Майкл зацепился за эти вопросы, стал карабкаться назад, в свое обездушенное тело, вопрошая, как заклинание: зачем, зачем, зачем? Потому что он напал. Почему он напал? Кто этот Рид на самом деле и что здесь происходит? Все это не зря! Что-то должно случиться или уже случилось! Тревога затопила сознание Майкла, вытеснив без остатка сомнения и жалость. Усталость мгновенно отступила, и старик бросился из пристройки в церковь. Миновав переход между галереями, он выскочил через арку в зал.

Там все по-прежнему, ни малейших признаков чего-то особенного, незнакомого, тревожного. Дети и взрослые сидят на своих местах и негромко перешептываются, делясь впечатлениями и терпеливо дожидаясь, когда отлучившийся Рид продолжит прерванную проповедь. Они заметили Майкла, увидели его искаженное лицо и окровавленную рубаху, с непонимающими лицами стали приподниматься с мест, а он закричал еще из-под арки, сдергивая с плеча автомат:

- Пригнитесь! За лавки! Ложитесь на пол! Детей на пол!

Он выбежал в зал, остановился перед кафедрой и стал крутиться волчком, озираясь по сторонам, цепляясь взглядом за проходы в галереи, дверь на улицу, стропила под потолком, нервно схватывая движение голубей наверху. Люди, не понимая, что происходит, что-то растерянно кричали ему, но он их не слышал. По спине у него бегали волны мурашек, грудь холодными пальцами сжимал страх - он знал это чувство - чувство надвигающейся опасности - неведомой, невидимой и оттого еще более страшной в своей неотвратимой неожиданности. Сквозь эту ненормальную тишину, прорвав натянутую до предела глушь, внезапно ворвался хрустальный звон разбивающегося стекла. Вспугнутые звуком, голуби заметалась под сводами зала, оглушительно хлопая крыльями. Майкл дернулся, поворачиваясь к окнам. Разноцветный витраж как раз напротив старика взорвался водопадом осколков, и в потоке стекла внутрь зала влетело что-то темное, таща за собой струну туго натянутого троса. Осколки посыпались на голову Майкла, и он вынужден был закрыться руками, отбросив автомат в сторону. Когда он разогнулся, стряхивая с кончика носа тяжелые капли крови, сочащейся из рассеченной головы, перед ним, широко расставив ноги в высоких ботинках, стоял человек в темном комбинезоне, одной рукой держащийся за карабин пристегнутого к поясу троса, а в другой сжимая короткий автомат, снабженный глушителем. Не дав старику опомниться, незнакомец ловко перехватил автомат второй рукой и ударил Майкла рукояткой в висок. Стая взбесившихся голубей закрутилась вокруг и взмыла куда-то вверх, сменившись стремительно надвигающимся каменным полом. Майкл приготовился испытать боль от удара о камни, но против ожидания провалился сквозь них, и его обступила глухая тьма подземелья, и уже черные голуби на бесшумных крыльях стали уносить его нематериальное сознание в мрачную даль.

Очнувшись, Майкл почувствовал, что его тело раскачивается, будто на волнах. Может, он упал в те самые волны Стикса и несомый течением реки смерти, никогда не сможет причалить ни к одному из берегов? Что за бред! Он, несомненно, еще жив. Что-то липкое склеивало веко над левым глазом, не давая ему раскрыться. Веко над правым удалось открыть. Внизу медленно, то чуть приближаясь, то отдаляясь, проплывала земля, поросшая жухлой травой. По сторонам виднелись две пары шагающих ног. Майкл сообразил, что его волокут под руки. Его ноги скребли землю где-то далеко позади, а здесь эти двое, не замечая, что он очнулся, вели непринужденный разговор:

- И ты веришь во всю эту хрень? - спросил один.

- Лиссьер уверяет, что так оно и есть на самом деле, - ответил второй. - Радиация все поставила с ног на голову, так что нужно лишь как следует поискать среди этих выродков.

- Для меня все это китайская грамота, - ответил первый. - Ты вот скажи мне только, почему для этого понадобились именно дети?

- Ты видно проспал, когда Лиссьер распинался, обрисовывая научную часть вводной, - обиженно отозвался второй. - Пригодны только вторые и третьи поколения, рожденные уже после войны. Это гарантирует, что закрепленные в них полезные признаки не сочетаются с отвратительными дефектами. Взрослые, пережившие бомбардировки, и их дети не годятся, а вот следующие поколения как раз представляют для шишколобых ценность. Оно ведь как - полные уроды во втором и третьем поколениях оказались нежизнеспособны и вымерли естественным образом, а среди выживших можно отыскать как раз то, что нужно Лиссьеру.

- Ну, хорошо, это то мне понятно, - все еще с сомнением отозвался второй. - И что же это за признаки такие расчудесные шишколобые рассчитывают найти в этих детях?

- Лиссьер особо не вдавался в подробности, - замялся первый. - Сказал, что они позволят обрести устойчивость к радиации, особые способности мозга, ну и так далее...

- Телепатия что ли? - шутливо заметил второй. - Попахивает шарлатанством. Ну да нам что, приказ есть приказ. А с взрослыми тогда что?

- Не знаю, - беззаботно ответил первый. - На Остров с нами они точно не полетят: в вертолете не поместятся. Заберем только детей. Значит, взрослых отпустим или...

Собеседники замолкли. Они протащили Майкла еще немного и грубо бросили на землю. Он ударился головой и оглушенный, на мгновение перестал что-либо слышать и видеть. Неудобно вывернутую шею ломило. Вновь разлепив один глаз, он уставился в безжизненное лицо Чака. Парень лежал рядом. За ним виднелась цветистая рубаха Джека. Оба мертвы. Плохо дело. Майкл скосил глаз вдоль своего тела и заметил ворота монастыря, заложенные засовом, а дальше вооруженного человека в темно зеленой униформе с надетым поверх бронежилетом и портупеей. Он держал у лица бинокль и всматривался куда-то за стену монастыря, стоя на осыпи, образованной обломками кирпичей из осыпавшейся верхушки стены.

На Майкла упала чья-то тень, и он поспешил зажмуриться, надеясь, что не слишком отличается от мертвеца. Кто-то грубым пинком поддел его в бок и перевернул на спину. Старику стоило больших усилий не сморщиться и не завопить от боли в боку, сохраняя при этом недвижным лицо. По шороху ног он даже с закрытыми глазами мог определить, в каком сейчас положении находится его мучитель. Пальцы старика пошарили по земле и наткнулись на что-то твердое. Камень. Превозмогая боль и корку засохшей крови, он открыл оба глаза и уставился в лицо склонившегося над ним молодого парня, одетого точно так же, как и тот незнакомец, что был у стены, в пятнистую униформу. Парень, наткнувшись на взгляд старика, застыл в растерянности. Удар Майкла вышел слабым, но пришелся незнакомцу в висок, к тому же сорвав с него шлем, и парень без звука свалился на землю. Майкл вскочил с земли, и его тут же замутило, но, стиснув зубы, он нацелился на ворота монастыря и заставил себя бежать. К его счастью, второй вооруженный незнакомец продолжал смотреть в бинокль, никак не отреагировав на произошедшее. Старик бросился к воротам, выдернул засов и плечом толкнул створки. Засов предательски заскрежетал, но ходу назад уже не было. Майкл прыгнул в распахивающиеся ворота и побежал по площадке к ближайшему из склонов, рассчитывая успеть ускользнуть из поля видимости наблюдателя за стеной, пока тот не сообразил, что произошло.