Этот несчастный и благородный житель Массачуссеттса вынужден был терпеть поношение в течение целого полувека, пока в 1935 году его репутация не была восстановлена; и тогда его наградили медалью, и признали, что на самом то деле он был героем. Спустя два месяца после награждения он умер, может и оправданный, но обреченный всю свою жизнь испытывать страдания, несправедливо отведенные ему судьбой.
Я увлекся этой жуткой историей из-за странного стечения обстоятельств. Когда-то, еще в семидесятых, я получил работу в Вашингтоне, а внук Адольфуса В. Грили, Джон Грили, возглавлявший в ЦРУ проведение тайных операций в африканских странах - хотя я ни о чем не догадывался в то время - оказался моим соседом по дому. С Джоном Грили мы стали друзьями, его дочь приглядывала за моими детьми, а в 1973 году он сдал нам в аренду свой летний домик в Нью-Гэмпшире и, предопределив ход дальнейших событий, позволил прочесть экспедиционные бумаги, обнаруженные мною на чердаке в сосновом сундуке. Изучение подвигов его деда стало моим увлечением в то лето, а его дед - моим героем на всю жизнь.
Я был одержим идеей, и так как мне уже случалось работать в Арктике и заразиться любовью к ней - будучи геологом, я проводил много исследований для Оксфорда в Восточной Гренландии, в одной деревушке, которую не забыть мне до конца дней своих, - я давно поклялся себе, что когда-нибудь побываю в Форт-Конгере. И не только побываю, но подобно Грили пройду несколько сот миль до берегов необъятного озера, открытого им и названного в честь командующего войском связи, бригадного генерала Хейзена. Пройду весь путь от Форт-Конгера до озера Хейзен по одной из заброшенных и печальных троп в американской истории.
Общаться с семьей Грили мне удавалось только время от времени, поскольку они переехали на юг, в штат Джорджия, и забрали с собой на новое место все экспедиционные материалы из того сундука, что хранился в их домике на берегу озера Конвей. А моя надежда побывать когда-нибудь в Конгере или на Хейзене так и оставалась мечтой более четверти века, вплоть до лета прошлого года, когда я познакомился с одним метеорологом из Массачуссеттского университета. Мы вели с ним обычный, пустой разговор о том, куда только не забрасывала его работа.
"Умбрия, - сказал он. Боливия. Остров Элсмир". И тут меня понесло.
"Неужели? - проговорил я с нарастающим волнением. - И где конкретно?" "Залив Леди Франклин, - ответил он. - Мыс Дадж Дэли. Форт-Конгер". "Ну да," - повторил он, когда я прервал его. Конечно он был в Форт-Конгере. И довольно хорошо с ним знаком.
Показывая фотографии, он обратил мое внимание на тоненькую, едва заметную взлетно-посадочную полосу, куда некоторые любопытные, в основном - такие же ученые, как и он, теоретически смогли бы долететь. Сейчас форт - исторический памятник, редко посещаемый, однако охраняемый, как и другие памятники Канады, подобно зданиям Парламента в Оттаве (отчасти потому, что Пири3) использовал его как базу при своих поздних походах на Северный Полюс). Причем расположен он как раз на краю того, что мы называем национальным парком в 14.000 квадратных миль, где в год бывает примерно 60 посетителей, и до которого чрезвычайно трудно добраться. "Но он определенно стоит этого, - уверил меня академик. - Стоит даже больше, чем все другие места, где Вы когда-либо бывали."
Итак, у меня теперь две причины, чтобы совершить это путешествие, хотя и с опозданием в четверть века: теперь я смогу удовлетворить свое любопытство о Грилевском форте и проложить дорогу в самое сердце, как меня уверили, одного из восхитительнейших мест дикой природы. Я схватил телефон, набрал данный мне ранее номер в Оттаве и обнаружил: да, действительно, где то в конце июля один небольшой самолет попытается, если позволит погода, добраться до посадочной полосы Конгер. Есть два свободных места. Да, можно забронировать по кредитной карте. Нет ни тени сомненья.
Осталось только выбрать себе попутчика. Сначала я посвятил в свои планы двух коллег из этого журнала. Странно, но перспектива провести со мной две недели в тесной палатке, отгоняя медведей и волков, питаясь мороженными яйцами, сухими фразами и совершая ежедневно десятичасовые переходы по одному из самых безлюдных мест на земном шаре, их не воодушевила и не показалась такой уж заманчивой идеей провести свой летний отпуск, особенно, когда так манит Хамптон и волны плещутся у мэнских берегов. В конце концов, осыпав ругательствами все окружающее меня слюнтяйство, я остановил свой выбор на одном австралийском друге-биологе не робкого десятка, от которой получил весточку, отправленную по электронной почте из пустыни Симпсон, что дескать, она не нашла ничего лучшего, чем оставить зимний сезон в пустынном Квинсленде ради путешествия по Арктике.
Словом, месяц спустя, Кэйт, лощеная-золоченная австралийским солнцем, прибыла на сборный пункт, намеченный нами в одном старинном гранд-отеле Оттавы. Наш первый вечер ушел на изучение карты самого крупного масштаба, который только удалось найти, проверку ботинок, печки-теплушки, портативного навигационного приемника (там, вверх по карте, куда мы собирались, компас - вещь весьма бесполезная), вытряхвание и проветривание спальных мешков и распихивание по рюкзакам 50 фунтов сухих продуктов.
На рассвете следующего дня самолет мчал нас на север по направлению к маленькому арктическому суровому поселению, что на заливе Резольют, делая короткие остановки в небольших городах типа Иглулик и Нувукьюак. Мы летели в самую отдаленную северную точку, до которой проложены регулярные рейсы американских авиакомпаний, ставшую в результате отправным пунктом нашего похода и имеющую репутацию довольно непривлекательного места у тех, кто там побывал, что относится и ко всем другим, поистине отдаленным частям Крайнего Севера Канадской Провинции, которые совсем недавно были отрезаны от Северо-Западных Территорий и известные в настоящее время под названием Нунавут, что в переводе с ительменского означает "Наша Земля".