После обеда я поплелся за Хиросом в подвал, где рядом со спортзалом, находилась дверь в неприметное помещение, оказавшееся внутри похожим на лабораторию средневекового алхимика: повсюду стояли банки, склянки, пробирки. Некоторые были пустые, другие – наполненные плотной желтой жидкостью, в которой плавали куски мяса непонятного происхождения. Тут было множество порошков, мазей, всевозможных составов, а пахло, как в аптеке.
– Обучение врачеванию необходимо начать с самого главного правила, которое мы нарушили.
– Я понимаю, можешь дальше не объяснять.
– Нет, ты все-таки послушай меня. Нельзя реанимировать человека дольше пяти минут. Когда начинаешь реанимацию, нужно засечь пять минут, когда исходит последняя минута, ты должен бросить реанимировать, прекратить спасение жизни. Нельзя реанимировать далее пятой минуты, даже если ты реанимируешь свою любовь, своих родителей, своих детей, своих близких. – Я хотел было пошутить на эту тему, но посмотрел на Хироса, и увидел на его лице такую боль, такое хмурое выражение, что открыл рот, а потом закрыл его.
– Мы должны ответственно подходить к знаниям, которые носим, Перешедших нельзя допустить в этот мир, а потому, такое повторять нельзя. Запомни, пожалуйста, это.
– То есть, я большая ошибка.
– Не начинай, пожалуйста.
– Нет, вот, ты мне объясни: откуда взялось такое лицемерие: Марис мне тут заливал, какое Перешедшие зло, ты мне тут читаешь лекции о Переходе, но в итоге, я тут, стою перед вами, по вашей вине. Может я конечно и зло, но видят ваши глупые Боги, что я не виноват в этом нисколько! – В конце тирады я перешел на крик.
– Не богохульствуй.
– Не лицемерь!
– Послушай, малы.., Иезекиль, ты не понимаешь, о чем говоришь. Твое спасение может и ошибка, но не сомневайся, что я сделал бы тоже самое, если бы время вернулось вспять. Ты не представляешь, что открывает твое тело, наш брак с тобой. Есть задачи, идеи и планы, которые нужно воплотить.
– Да не смеши меня! Я так и понял, что жизнь моего тела важна для тебя, а брак дает неимоверные выгоды для тебя. Скажи откровенно, не лицемерь, ты получишь денежки моего папаши? Или ты хочешь трахать молодое тело? – Я сам испугался, когда это выплюнул, потому что увидел, как напряглись мышцы всего тела у Хироса, как его глаза потемнели, а челюсти сжались со скрипом.
– Ты много не понимаешь. А то, что ты говоришь – бездумный лепет глупого ребенка.
– Тебе не помешало это согласиться на брак. Любишь трахать детей?
– У тебя какие – то проблемы с сексом?
– Да с чего ты решил – то?
– Да с того, что я только и слышу от тебя про секс. У тебя явно какие – то проблемы, иди, сходи и подрочи, но заканчивай кидать мне эти обвинения. Если бы я хотел тебя трахнуть, то трахнул бы уже давно и мне бы не помешала и целая армия Аргеада, поверь мне.
– Да я лучше сдохну, чем выйду за тебя замуж. К черту эту чертову жизнь. Мне нечего терять.
– Да, мальчик, твоя никчемная, жалкая жизнь не стоит и гроша, я бы не дал за неё и ломанного пени, но поверь мне, она спасет множество жизней. Есть вещи, которые не в поле твоего зрения. Я знал тебя еще ребенком и потому знал, что беру в мужья. – Он нажал на «что».
– И что же ты берешь в мужья? Сладкое тело для секса? Хочешь себе молодую подстилку, как та, что у тебя была до меня? – Я не успел закончить предложение, как оказался прижат к стене. Хирос держал меня за горло, но так, что часть кислорода поступала в легкие, совсем немного, чтобы не убить, но заставить слушать.
– Запомни, твои губы никогда не должны произносить имя моего покойного мужа. Ты не стоишь и пыли с его ног. Я поклялся на его могиле, что никогда не женюсь снова, и выбирая тебя в мужья, я знал на что иду. Ты реально думаешь, что мне нужен избалованный ребенок, голова которого забита шмотками и вечеринками? Да я вообще не планировал тебя касаться, никогда. Ты не сможешь подарить мне те чувства и эмоции, которые я знал с прежним любимым. Ты никто, запомни это. Делай, что пожелаешь. Мне плевать на тебя. Я хочу выполнить то, что мне предназначено, я могу спасти кучу жизней, и это всё поможет мне сделать наш брак. А то, что будет с тобой после, мне безразлично. Можешь и дальше жалеть себя и причитать по поводу своей никчемности. Но вот что я тебе скажу, в следующий раз, когда ты вспомнишь имя моего мужа, я отрежу тебе твой поганый язык. – Он отпустил меня, а я схватился за горло и набрал в легкие больше воздуху. Я думаю, что до конца этой жизни я запомню глаза Хироса. Не знаю, что там у него произошло в прошлом, но это явно причиняло ему боль.