— Да, внушает силу. С каким напором идут, — переговаривались техники между собой, наблюдая за посадкой незнакомых, точно прилетевших с другой планеты машин.
— «Эх, тройка! Птица тройка! Кто тебя выдумал? Знать, у бойкого народа ты могла только родиться, — в той земле, что не любит шутить… — декламировал Приходько, самый восторженный и самый веселый из всех нас. — …И вон уже видно вдали, как что-то пылит и сверлит воздух. Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься?.. Остановился пораженный божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба?..»
К приземлившимся самолетам подъезжали тягачи и отбуксировывали на стоянку.
Не занятые работой летчики и техники сгрудились около первой машины и тормошили пилота, перегнавшего ее на наш аэродром, назойливо лезли к нему с вопросами, как журналисты на какой-нибудь пресс-конференции.
Я сразу узнал и машину и летчика. И другие, побывавшие на переучивании, тоже узнали.
«Летучий Голландец» — так называли майора Яшкина в той части. Опять, наверно, у него выдалось «окно» в испытаниях, вот и прилетел к нам «для поддержания летной формы», как обычно объяснял он.
Яшкин с каждым здоровался за руку и всех называл на «ты».
Трудно было поверить, что этот кривоногий, неказистый на вид человек минутой назад держал в своих длинных неуклюжих руках такую сильную красавицу.
Белая блестящая машина была похожа на морскую летучую рыбу, выброшенную волной на палубу. Лишенный каркаса, фонарь кабины напоминал большую водяную каплю. Рыба расправила тонкие плавники-крылья и теперь была готова снова ринуться в воздух.
Яшкин говорил, что машина значительно сильнее той, на которой мы летали, и скорость значительно больше, и высотоподъемность.
— Обижаться, хлопцы, не будете. Хорошая штука. Да мы и сами понимали: такая сигара с короткими, отброшенными назад крыльями могла носиться в воздухе только благодаря очень сильным двигателям и большой скорости.
— А как техники, они не будут обижаться? — спросил Мокрушин, открыв на двигателях боковые лючки. — Он только что приехал из академии, куда сдавал экзамены на заочное отделение, и кое-что уже знал о новой машине.
Яшкин пожал плечами:
— Скоро убедитесь сами.
Техники кисло заулыбались. Они сразу увидели, что подходы к двигателям и различным агрегатам на новом самолете были плохими. В иные места руку нельзя было просунуть.
Прислушиваясь к их разговору, я узнал, что тяга на новом самолете от двух двигателей в несколько раз больше, чем на старом.
Летчики этому могли только радоваться.
Впрочем, и для техников имелись на самолете улучшения. Им понравилось, что все агрегаты топливной системы собраны в кучку; если что-то вышло из строя, не нужно гадать, за какой агрегат браться. Кроме того, на многих агрегатах самолета и двигателя стояли заводские пломбы; выполнять работы на них разрешалось только представителям завода — наши техники могли лишь заменить вышедший из строя агрегат на новый. А это было куда проще.
Но по-настоящему техники обрадовались, когда узнали, что топливный фильтр на новом самолете был сделан так, что там не образовывались зимой кристаллы, которые обычно забивали фильтрующий фетр.
— И теперь не нужно после каждого вылета чистить его? — с недоверием спрашивали они у Яшкина.
— Конечно. Только через двадцать пять часов налета.
— А если кристаллы появятся?
— Исключено. — И он стал рассказывать о конструктивных особенностях двигателей с такими подробностями, что мы только позавидовали его знаниям.
«Да, иным и не может быть летчик-испытатель», — подумал я.
Однако, что бы ни говорил Яшкин, как бы ни расписывал достоинства самолета, плохие подходы к агрегатам техников очень смущали. Ведь не случайно все ключи к бортовой инструментальной сумке были привязаны на веревочках, как варежки у ребенка. И было известно: если уронишь ключ или гайку в двигатели, придется расстыковывать самолет — отсоединять хвост от передней части фюзеляжа. А для этого требовалось отвинтить не один десяток стыковочных болтов, отсоединить гидравлическую систему, которая идет на стабилизатор и на управление соплом двигателя, тяги управления стабилизатором и рулем поворота, электроразъемы самолетной электросистемы, дренажи топливной системы, трубопроводы для керосина.
Мы не увидели пушек и пулеметов под фюзеляжем, к которым так привык глаз и которые, как нам помнилось, были на этом самолете, когда он проходил испытания. Вместо них под плоскостями стояли выступавшие вперед пилоны, вроде балок, что были установлены на наших старых штурмовиках. «Значит, и здесь мы будем иметь дело со снарядами», — мелькнуло у каждого в голове.