увернуться от другого, потом перейти на спринтерский забег с половиной защитников,
преследовавших тебя, и все равно ухитриться забить мяч безупречным крученым броском
через все поле, отправив его в тачдаун.
Я стянул свою майку, снаряжение и отправился в душ. Зашел под излишне горячие
струи воды, отпуская напряжение, сковавшее мои плечи, расслабляя ноющие мышцы и
испытывавшее боль тело. Пока я смывал пот и грязь, мыльная, похожая на ржавчину, вода
утекала в слив. Под светом люминесцентных ламп я мог видеть паутинку из синяков и
поврежденной кожи, которая покрывала мои руки. Я, должно быть, поцарапал их о шлем
защитника, когда мчался по узкому коридору, по которому меня заставили пробежать.
Порезы перестали кровоточить, но они все еще были как свежие, покалывающие, будто я
облил их лимонным соком. К счастью, адреналин, наполнивший мои вены во время игры,
не позволил мне ощущать боль до этих пор.
Выключив душ, я быстро вытерся и надел серый костюм. Большинство игроков
надевало слаксы и рубашки на пресс-конференции после игры, но моя мама верила, что
капитан команды, квотербек, должен всегда быть безупречным человеком как на поле, так
и за его пределами. Мой отец был очень религиозным и тем, кому я подражал, когда
выходил к прессе.
Крис блистал в центре внимания, когда я вошел в комнату, где толпа по-прежнему
смеялась над какой-то дерзкой шуткой, которой он, без сомнений, ослепил их, пока
вспышки камер мелькали со всех сторон. Это был дар Криса — ослеплять даже тех, кому
была неприязненна его яркая манера поведения. Это было тем, что толкало его на риск
вне зависимости от результата и последствий. Роскошь, которая никогда не была и
никогда не будет дозволена мне, несмотря на все мое мастерство. Пока я утверждался в
своей карьере, будучи агрессивным, беспощадным квотербеком, по-прежнему
существовало ожидание того, что я должен был защитить интересы моей команды любой
29
ценой, не поставив ее будущее под угрозу. Причинение вреда себе самому не было
лучшим решением.
Я занял стул Криса, который освободился рядом с тренером Уоллесом за столом. Я
едва ли успел настроить микрофон, прежде чем Том Фелпс выпалил свой первый вопрос.
— Логан, как тебе тот удар от Родригеса, который ты получил во втором периоде?
«Оскара» кулинарного мираКак ты думаешь, я себя чувствую, Том? Мне было больно как последней сучке».
Я медленно сделал большой глоток воды, заставляя его ждать.
— Это было... немного больно, но определенно не тем, с чем бы я не мог справиться.
Как обычно, я был очень аккуратен в своих словах. По контракту квотербек никогда
не ругался — по крайней мере, не там, где были камеры — и он уж точно не должен был
признавать, что тот удар выбил воздух из его легких и вызвал звон в ушах.
— Ты когда-нибудь задумывался о том, что повел себя безрассудно, когда побежал
за мячом вместо того, чтобы отдать пас для более безопасной игры? — продолжал Том, с
диктофоном наготове. Интересно, он и спал вместе с этой штукой в руках?
— Между безрассудством и беспощадностью очень тонкая грань, — ответил я, мой
голос указывал на то, что тема закрыта, но, конечно же, он продолжил давить.
— Ты имеешь в виду легкомысленность и небрежность?
Я надеялся, что Том никогда не окажется в зоне досягаемости в тот день, когда мое
настроение будет похоже на горящий фейерверк.
— Логан, ты часто говоришь о тренировках, и подготовке с определенной целью, и о
последующем транслировании этого непосредственно на поле. Сегодня все были такими
слаженными, — сказала Венди, репортер из The Colora do Post. — Можно сказать о том,
что вы не отступитесь и что в этом году вы приведете команду прямо к чемпионству?
Я кивнул, благодарный за смену темы.
— Венди, то, что вы описали было важной темой на этой неделе: мощно начать,
играть на протяжении всех шестидесяти минут метко и энергично. И я думаю, что мы
справились с этим, действуя в каждом из трех периодов, — сказал я, подразумевая