работает ресторан? Я не успеваю проследить за поводом этой встречи, потому что ты так
часто меняешь свое мнение о том, почему я здесь, — сказала она, ее брови приподнялись,
пока она наблюдала за моей работой. Это должно быть, неизведанная для нее территория,
когда она сидит на скамье запасных, а кто-то готовит для нее ужин.
— Я не пресмыкаюсь. То, что ты получишь, — это домашняя пища. Как я и обещал.
Потом мы поговорим о бизнесе, — сказал я, хотя у меня не было ни малейшего желания
воплощать последнее. Я пригласил ее, потому что хотел познакомиться с той более зрелой
и более привлекательной версией сестры моего лучшего друга. Узнать ее настоящую,
взрослую, если она, наконец, согласится открыться мне с той стороны, с которой не
открывалась ранее в детстве, поделиться небольшой частичкой своей жизни до того, как
она вернулась домой.
Я закончил с укладкой лазаньи, накрыл блюдо фольгой и засунул ее в духовку. Взял
два бокала без ножек, наполнил их вином для нас обоих и один отдал ей.
— Ты обычно так ведешь дела? — спросила она, указывая на зажженные свечи,
идеально сервированный стол и мягкую джазовую музыку, лившуюся через динамики. —
Больше похоже на то, что ты на начальных стадиях своего фирменного представления по
стаскиванию трусиков. О! Что в таких случаях танцуют? Маленькое празднование
тачдауна?
Конечно, Гвен видела насквозь мое обычное поведение на свидании, которое на
самом деле было откровенным дерьмом, — это отлично работало для таких, как Николь.
Она практически лишалась чувств от всего антуража, что должно было стать первым
звоночком. Почему я был настолько глуп, чтобы испробовать то же самое на Гвен?
— Это на десерт, — сказал я. — Вместе с бутылкой шампанского, я думаю, ты
сможешь найти только сыр.
Она сделала глоток каберне и сказала:
— А я думала, что по твоему мнению пузырьки можно найти только в джакузи.
— Я всегда не понимал, почему тебе так нравится быть изворотливой и дикой, но
если это твоя фишка, я могу быть уверенным, что это произойдет, — сказал я, представляя
ее соблазнительной, влажной и обнаженной в различных компрометирующих позах. Было
просто невозможно этого не сделать.
— О, я собираюсь держаться подальше от всего, где можно столкнуться с секрецией
тела и гнойными заболеваниями, — ее голос оставался уверенным, но ее выражение лица
требовало того, чтобы над ним поработали. Небольшой румянец окрасил ее щеки,
обнажая ее блеф, и мне было интересно, показывал ли ей хоть один парень, насколько она
чертовски может быть желанной. Позволяла ли она хоть кому-нибудь подобраться так
близко.
Конечно же, кто-то пытался сделать это. Видит Бог, я провел большую часть своего
подросткового возраста, безнадежно пытаясь сделать это. И хотя я и украл поцелуй в
38
средней школе, она по-прежнему держала меня на расстоянии вытянутой руки. Но сейчас
Гвен была здесь — на моей кухне, смешная, нахальная и такая чертовски сексуальная, что
я знал, что буду сожалеть всю оставшуюся жизнь, если хотя бы не попытаюсь взять эти
стены штурмом вновь.
— Это очень плохо, — сказал я, обходя столешницу и становясь перед ней. Она
развернулась на табурете, чтобы посмотреть на меня, ее колени задели мои бедра, посылая
электрический заряд вверх по моим ногам. — Я с нетерпением ждал, чтобы разгадать
одну из самых главных загадок в моей жизни, — я наклонился вперед, нависая над ней,
борясь с удовлетворенной улыбкой, когда Гвен поерзала на своем месте, раздвигая ноги,
чтобы быть ко мне ближе.
— У меня есть сомнения, что горячая ванная сможет передать какие-то знания
касаемо того, почему у Барби есть грудь, тогда как Кену не дают даже элементарного
«оборудования», — сказала она, ее голос был напряженным, практически
неестественным, будто она изо всех силы старалась сохранить самообладание.
— Нет, — я сделал долгий глоток каберне, затем прижал руку к холодному мрамору
рядом с ее плечом, парализованный тем, как расширились ее зрачки, поглотив