Незамедлительно медицинский персонал начал свою работу, раскладывая мешочки
со льдом вокруг моего торса, плеч и моего больного колена, которое ощущалось столь же
неустойчивым, как и кубики домино.
Отец был прав, когда однажды сказал мне, что мой первый день в НФЛ в качестве
квотербека был последним днем, когда я был здоров на все сто процентов. За
исключением того, что я присоединился к лиге уже травмированным, моя разорванная
связка преследовала меня словно дурное предзнаменование.
Док Бакстер просветил мои глаза, оттягивая нижние веки и выискивая любое
нарушение.
— Как самочувствие? Есть какая-то чувствительность? — спросил он, прижимая
большой палец к моей правой щеке. Я вздрогнул и втянул воздух — я понятия не имел,
что меня «поцарапали». Внутри все еще болели старые ушибы, в то время как над ними
уже образовывались новые.
— Я в порядке, — сказал я, отталкивая его. Я терпеть не мог, когда меня
обследовали — я не был куклой.
Тренер Уоллес, сопровождаемый координатором наступательной игры Эшли, вошел
в комнату. Уоллес сцепил свои руки за спиной, так как делал всегда, когда ходил вдоль
боковой линии, его гнев так и сочился наружу. У тренера был рот как у пирата, а нрав,
словно у пьяницы-дебошира, хотя он никогда не касался алкоголя. Его лицо имело
глубокий красный оттенок, весьма яркий контраст между его абсолютно белыми волосами
и кустистыми бровями. Ему было шестьдесят пять, но внешне он выглядел лет на десять
моложе из-за своей одержимости силовыми тренировками и тренировками на
выносливость.
Уоллес из угла наблюдал за тем, как док осматривал меня. Он не сказал ни слова, не
сдвинулся и даже не моргал, но его суровое выражение лица ясно указывало на то, что я
был совершенно бесполезен, если не мог играть. Тренер Эшли последовал его примеру,
хотя выражение его лица было скорее обеспокоенным, чем отчужденным.
Целый спектр различных эмоций — восторженные призывы и целые тирады с
проклятиями — доносились из основной раздевалки. В какой-то момент звуки жаркого
спора между Олсоном и Крисом заполнили все пространство, и я снова ощутил сомнения
по поводу действий Криса. Тренерский состав хранил молчание, позволяя доку
«колдовать» надо мной.
— Перекатись немного набок, Стоунстри, — сказал он, беря в руки шприц из
великого множества препаратов, лажавших на ламинированной поверхности, который
был наполнен лекарством Toradol. — Ты почувствуешь небольшое пощипывание и
жжение. Но препарат должен подействовать практически сразу.
Я сделал так, как сказал мне док, будто мы не проделывали тот же самый ритуал
уже, по крайней мере, сотню раз с тех пор, как я попал в команду, — я и три четверти
команды из тех, кто постоянно нуждался в том, чтобы скрыть мучения, которые
приносила жесткая игра. Все места в комнате были заняты игроками, которым
требовалась огромная доза ибупрофена или какого-то более мощного коктейля из
инъекций и таблеток, для восстановления или от растяжений.
— Мы должны уберечь эти травмированные сухожилия от дальнейшего
повреждения, — услышал я, как это произнес кто-то из медперсонала.
81
Тренер отошел от стены и встал рядом со мной.
— Логан, мы должны вернуть тебя до начала второй четверти. Новоорлеанцы не
должны знать о том, что произошло, — его тон не предусматривал никаких споров,
никаких вопросов, не имело значения, что мой разум или мое тело были не готовы к
этому, не требовалось разрешения от дока Бакстера. Я был нужен The Blizzards. И точка.
— Я бы этого не рекомендовал, — сказал док, не потрудившись оторвать взгляда от
моей мясистой части, куда вводил иглу. — Не в том случае, если хотите сохранить его в
этом сезоне. Препарат поможет скрыть его повреждения, но он не защитит его. Отправить
Логана обратно на поле опасно — он будет не в состоянии почувствовать, если ему будет